– Когда я валялся под мостом, истекая кровью, пришли асиримы. Помню, я думал, заберут ли они меня к себе? Сделают ли таким же? Я надеялся, что заберут. Я был готов… я так хотел этого, что заплакал, когда пришла Чеда. Она словно лишила меня возможности стать таким же сильным, как они. – Эмре залпом осушил рюмку, чувствуя, как тепло разливается по горлу. – Когда я пришел в себя, то понял, конечно, что это были дурные мысли. Несуразные.

– Ты был не в себе.

– Да, но до конца избавиться от них так и не смог. Я хотел стать сильнее.

– Чтобы отомстить тем, кто навредил тебе?

– Нет. Чтобы очистить город от Королей. От маласанцев, каимирцев, кундунцев и мирейцев. Асиримы позволили мне увидеть Шарахай до Королей, пустыню до Шарахая. А потом я увидел, каким он стал, и заплакал вновь. – Эмре внимательно взглянул Хамиду в глаза. – Поэтому я и пришел к тебе, Хамид. Поэтому я пришел в поместье Наставницы Зохры, поэтому шпионил за Дарием. По отдельности мы мелкие сошки, но вместе мы сила. Мы можем покончить с Королями раз и навсегда.

– Ты хочешь очистить город? Стереть его с лица земли?

– Кому же решать, каким он станет? – Эмре сдержанно улыбнулся. – Мне? Тебе? Кто знает, Хамид! Только одно мне известно наверняка: прежде чем боги перевернут эту страницу, много слез и крови будет пролито в Шарахае. Шангази страдает от жажды, она выпьет все.

Хамид помолчал, разлил по рюмкам остатки арака. Посмотрел на Дария.

Эмре понятия не имел, что значили эти переглядывания, пока Хамид не поднял рюмку. Они чокнулись, выпили залпом.

– А теперь… – Хамид ухмыльнулся и бахнул пустой рюмкой по столу. – Расскажи-ка мне о своей голубке.

Глава 27

Чеда возвращалась в скрипторий снова и снова. Несколько недель подряд Дауд исправно оставлял для нее таблички, свитки и книги – не больше дюжины за раз, чтобы никто не заметил их отсутствие. При этом к выбору он подходил с умом, глаз у него был наметан.

Чеда много нового узнала о Тулатан, богине закона и порядка, говорившей с Королями в ночь Бет Иман. О том, как Гожэн, бог созидания и перемен, населил землю новыми существами, создал их, как первые боги когда-то создали его, его братьев и сестер. Читала о Бакхи, приходящем собирать урожай: плодов или человеческой жизни – ему все едино.

Еще Чеда нашла историю о некоем человеке по имени Теби. Однажды в горах на востоке случилась битва. Остались лишь двое: Теби и его товарищ, лучник. Но Теби лежал, пронзенный копьем, и дни его были сочтены, а лучник не получил ни царапины. Вместе они молились пустынным богам, чтобы Теби выжил. Бакхи услышал их мольбы, услышал, как горячо лучник просит за своего друга. В конце концов он вытащил копье из живота Теби и пронзил лучника. Тот умер мгновенно от руки переменчивого божества, рана Теби же затянулась, оставив лишь шрам.

Были там легенды и о Тааше, боге ненависти и мести, любившем вкус крови. Жена шейха записала мелким почерком, как Тааш спас ее племя от диких северян. Они разбили лагерь на ночь, как вдруг из песка будто по волшебству выскочила дюжина воинов. Мужчины и женщины закрыли собой детей, но врагов было слишком много. И вот, когда от племени осталась едва ли половина, в ночи показался высокий мужчина с сияющим золотым мечом. Дикари побежали к нему, вопя от восторга, ибо то был сам Тааш. Однако крики радости вскоре сменились криками ужаса – удар за ударом разил врагов гневный бог, хохоча низким, раскатистым, будто весенний гром, смехом. Когда не осталось в живых ни одного дикаря, Тааш остановился. Он тяжело дышал, пот катился по его бронзовой коже. Кочевники были благодарны ему, но побоялись приближаться. Никто не смел ни вздохнуть, ни пошевелиться. А Тааш словно и не заметил их – отвернулся и ушел в ночь.

Больше всего внимания Чеда уделяла историям о Наламэ, пытаясь понять, что случилось с ней в ночь Бет Иман. Однако об ее отсутствии ни один источник больше не упоминал, некоторые наоборот указывали ее в числе явившихся богов, хоть и не вдавались в подробности. Нашлась странная история о разрушении ее храма, написанная во времена упадка культа богини. Один жрец рассказывал, как в храм пришла слепая девочка лет двенадцати и попросила убежища, уверяя, что она – Наламэ.

Жрец хотел было прогнать ее, однако даже в минуту отчаяния она вела себя так сдержанно и торжественно, что это тронуло жреца. Он пригласил ее в храм, решив приютить хотя бы до завтрашнего дня, но и двух часов не прошло, как земля задрожала, и снаружи раздались громоподобные голоса.

«Приди, Наламэ», – звал один голос.

«Приди, сестра!» – выкликал другой.

Жрец вышел на крыльцо и, по его словам, увидел женщину с сияющей белой кожей. Вторая женщина, бледная, как луна, вышла из-за старой, кряжистой оливы. Обе они были так невыразимо прекрасны, что он лишился дара речи. И вдруг новый громоподобный удар сотряс храм. Жрец поднял голову и увидел на куполе чернокожего мужчину в короне из шипов. То был Гожэн.

Жрец хотел побежать внутрь и спрятать Наламэ, но молния попала в купол с грозового неба, и тот провалился внутрь.

Жрец не помнил, как прошла эта ночь, но наутро храм его лежал в руинах, а Наламэ исчезла.

Тексты о Девах и их обычаях Дауд тоже нашел. Чеда не сказала ему, что именно хотела найти, поэтому ей достались отчеты о повседневной жизни Дев, о ритуалах, связанных с их рождением и смертью, их обязанностях во время Бет За'ир, Бет Ревал и Бет Талелл. Только ритуала посвящения она не нашла, и ей снова пришлось дергать Дауда, надеясь, что он не поймет ее намерений и не пошлет куда подальше.

Дауд ничего не понял, и на следующий день ее ждали свитки и таблички о послушницах – королевских дочерях от четырнадцати до восемнадцати лет, принимаемых в Обитель Дев. Церемония посвящения – особый ритуал, к которому обычно готовились годами. Исключения бывали, как правило, во времена войн и эпидемий. В одном из свитков рассказывалось о девочке, умершей от белой чумы за неделю до посвящения. Ей нашли замену, однако церемонию отложили на три месяца, пока эпидемия не пошла на убыль. В другом свитке говорилось о девочке, передавшей право стать Девой сестре-близнецу потому что та лучше владела саблей. Короли, тронутые ее бескорыстием, даровали черные