себя ребенком, укравшим фиги. – Он беспокоился, что ты сегодня сделаешь какую-нибудь глупость. Он был прав?

В горле у Чеды засел ком и не желал исчезать, сколько б она ни сглатывала. Проклятье, да почему же так сложно признаться?

Потому что он попробует остановить, сделает какую-нибудь глупость…

Нет. Вранье. Полуправда.

Правда в том, что Чеда не может заставить себя попрощаться с Эмре. С кем угодно, только не с ним. Поэтому она не сказала раньше, поэтому не могла выдавить ни слова сейчас.

– Я иду в цветущие сады, чтобы отравиться, – наконец выпалила она. Эмре уставился на нее с открытым ртом. – Это единственный способ доказать, Эмре.

– Доказать что?!

– Что я дочь Короля.

Все. Она наконец-то сказала. И что теперь? Эмре должен ей поверить? Одобрить ее дурацкий план?

– Ты… – пробормотал Эмре. – Чеда, ты с ума сошла? Ты не…

Он взглянул ей в лицо и осекся, будто заметил что-то…

– Я видела это в колокольчиках Салии.

– Ты снова к ней ездила?

Чеда кивнула.

– Ее колокольчики показали мне правду. Мама родила меня для какой-то цели, и я этой цели достигну. Насколько смогу.

– Как? Отравившись?!

– Ядом адишары испытывают Дев.

Яд этот не причинял вреда только тем, в чьих жилах текла королевская кровь. В ночь Бет За'ир послушницы отправлялись в пустыню и царапали себя ядовитыми шипами адишар. Если они выживали, это становилось подтверждением их кровного права на черную саблю. Чеда должна доказать, что она одна из них. Только тогда видение сбудется. Отчаянный план, но она чувствовала то же самое, что и в тот день на рынке благовоний, стоя напротив Короля. Чувствовала, что должна, обязана что-то сделать…

Теперь она знала, что.

– Так я узнаю точно. Если я действительно дочь Короля, я смогу сделать многое.

– Что, например? – прошептал Эмре. – Убьешь их всех? В этом твой план? Хватит мечтать, Чеда, проснись! Ты никогда не сможешь их убить! Твоя мать была сумасшедшая, и ты туда же!

Чеда застыла, как громом пораженная.

– Моя мать не была сумасшедшей.

– Ты не сможешь их остановить в одиночку. Идем со мной, поговорим с Хамидом. Только они смогут все изменить. Хамид рад будет, если ты присоединишься. Масид будет доволен.

– Боги, Эмре! Ты же был со мной на рынке благовоний! Ты что, не видел, как Воинство жгло простых людей?! Детей, которые ни в чем не виноваты!

– А кого Короли повесили на стенах следующим утром?!

– О жестокости Королей мне напоминать не надо!

– Тогда давай напомню, что они сделали с твоей матерью. Они повесили ее на виду у всего города, Чеда. И то же самое сделают с тобой. Ты просто бесцельно растратишь свою жизнь и ничего не изменишь.

Вдалеке послышался одинокий вой. Чеда почувствовала, как волоски на затылке встают дыбом: вой напоминал зов шакала в пустыне, но тянулся дольше, в нем было слишком много человеческого, слишком много боли. Он напоминал о том, что нужно сделать.

– Я каждый день думаю о ней, Эмре. И я не трачу жизнь бесцельно. – Боги, пусть это будет правдой! – Мне нужно идти.

Эмре схватил ее за руку.

– Не надо.

– Эмре, пусти.

– Их там много, Чеда, что-то не так. Подожди до следующей Священной ночи, когда все будет… как надо.

Эмре еще никогда так за нее не волновался, и часть ее души, слабая и трусливая, готова была поверить ему, согласиться.

Но нет. Она не могла. Если не сегодня, то никогда.

– Не будет правильной ночи. – Она высвободила руку. – Для такого не бывает правильного времени.

Эмре снова попытался схватить ее, но Чеда отбросила его ладонь. Он не сдавался, и ей пришлось отбиваться всерьез. Пусть Эмре не опытный боец, силы и скорости ему не занимать. И все-таки цветок уже начал действовать, под его чарами легко было уворачиваться и отбиваться.

– Хватит, я сказала!

Он знал, что проиграет, и бросился к двери, чтобы преградить Чеде путь, но она нырнула вниз и сделала ему подсечку. Эмре рухнул. Перепрыгнуть его труда не составило.

Эмре поднялся на колени, взглянул на нее умоляюще.

– Чеда! Пожалуйста!

– Прости, Эмре. – Над городом взметнулся вой, на этот раз – громче. – Не волнуйся за меня. Все будет хорошо.

Прежде чем он смог возразить, она захлопнула дверь и, сбежав по лестнице, направилась к базару.

– Чеда! Пожалуйста! – услышала она за спиной и прибавила ходу.

Дурак, какой же дурак…

К счастью, его крики скоро стихли.

Глава 29

Одной рукой Чеда вытерла слезы, другой натянула шарф до самых глаз. На базаре было тихо: прилавки убраны на ночь, тенты свернуты. Тулатан поднялась с востока, глядя серебряным ликом в пустыню, на бредущих к городу асиримов. Ее сестра, золотая Риа, сияла на западе.

Чеда прислушалась, выбирая путь. Вой асиримов доносился с запада, так что она побежала на юго-восток, по Змеиной, потом по Желобу, к южной гавани.

Постепенно дома вокруг из простеньких мазанок и магазинчиков превратились в каменные поместья, но вот Желоб повернул, и они вновь съежились до старых домиков. Чем ближе к окраине, тем осторожнее следовало быть: асиримы приходили в Шарахай со всех сторон, и сейчас запросто можно было наткнуться на тех, что шли с юга, собирая кровавую жатву – несчастных, предложенных им Шукру.

Слева что-то бухнуло в деревянную дверь. Как молоток, забивающий гвоздь в крышку гроба. Чеда поморщилась, почувствовав болезненно-сладкий запах асиримов: так же пах их король, когда целовал ее…

Она забралась поглубже в стойло колесной мастерской. Думать ни о чем, кроме теплых губ асира, касавшихся лба, не получалось.

Снова стук. Будто чей-то череп врезался в дерево. Чеда замерла, но рука сама собой дернулась к рукояти шамшира – по бойцовской привычке.

Если бы шамшир мог тут помочь!

В третий раз после удара раздался треск ломающегося дерева, хруст тяжелых шагов по обломкам.

Чеда старалась дышать спокойно и неслышно, но асир был слишком близко, ее трясло, воздух вырывался резкими выдохами. Она уговаривала себя успокоиться… но вдруг крик прорезал ночь.

– Нет! – молила где-то женщина. – Не сына! Только не сына! Возьмите ме…

Раздался удар – так тесак мясника, проходя сквозь тушу, врезается в колоду, – и все смолкло.

Чеда зажмурилась, запрещая себе выглядывать, смотреть… иначе она точно столкнется взглядами с асиром, и уж в этот раз ей так не повезет.

Она протиснулась в узкий проулочек между домами и бросилась бежать, на ходу прислушиваясь. Погони не было, в ушах раздавался лишь стук ее собственного сердца да загнанное дыхание.

Чеда свернула у старой