Хозяин бара кивнул.

– Теперь понимаю.

– Как вас только паладины не нашли! – пробасил Горелый. – Повезло девкам! Одна стычка с ними – и сидеть вам в клетке до выяснения. А мутанту – головой на пике у бара…

– Но-но! – осадила его Конь. – Мы бы так просто не сдались!

Горелый покачал головой, всем своим видом показывая, что слова девушки его не особо убедили.

– А что ж вы сразу-то не сказали? – задал Павлентий мучивший его с самого начала вопрос.

– Чтобы ты нам не поверил? Или сдал тем же паладинам? Или – что еще круче – взял бы нас троих в кабалу и загонял по артефакты без сна и отдыха?

– Право же, как вы плохо обо мне думаете… – пробормотал торговец.

Видя его смущение, Конь смягчилась.

– Ну и прежде всего потому, что не хотели, чтобы кто-нибудь из посетителей бара прознал о нашем помощнике. Ушей тут до дури, а в Зоне каждый сам за себя. И да, не думай, что я привязалась к этой твари. Хорошая прибыль, сам понимаешь…

По лестнице с грохотом сверзилась Няшка, подбежала к компании и взволнованно зашептала:

– Народ, вы не поверите! Федька…

– Сдох?

– Очнулся?

– Сожрал Терапевта?

Девушка поморщилась под валом абсурдных догадок, замахала руками и, дождавшись, пока они закончатся, выпалила:

– Федька – девочка!

Она пришла в себя в абсолютной тишине: никаких запахов, вкусов, никаких ощущений. Некое подобие звука появилось гораздо позже, вместе с чувством собственного тела: тихий фоновый шум, похожий на тот, что остается в наушниках после того, как закончилась последняя песня. Лента пуста. Пришло время перемотать кассету.

Она открыла глаза и долго смотрела в потолок, где натяжной пластик плавно переходил в старые пыльные доски, черным оскалом обгоревших краев грозившие грязно-бурому небу. Неестественные переходы одного вещества в другое почему-то совсем не удивляли, почти как во сне, где любая несусветная чушь воспринимается как нечто заурядное. Пусть это будет сон.

Она поднялась на ноги. Помещение, казалось, было собрано из фрагментов нескольких разных и в то же время очень знакомых. Половина комнаты внезапно обрывалась неровным обугленным контуром, словно ее несуществующая часть сгорела в пожаре, а далее, за пределами, тянулось бесконечное дымное поле, размытые очертания которого создавали иллюзию отсутствия какой-либо твердой поверхности. А может, и не иллюзию. Вторая половина комнаты уцелела. Одну из стен покрывали обои с красивым затейливым цветочным рисунком, но весь узор рассмотреть никак не получалось: стоило присмотреться к одной его части, как все остальные расплывались и терялись из вида. Тут же висело несколько фотографий в рамках: все как одна пыльные, с исцарапанным и мутным стеклом. Лица на них были до боли знакомы, казались близкими, но искаженные и переломанные черты не давали узнать их обладателей. Так ли это важно?

Из комнаты вел коридор без света, но идти кроме как туда или в поле, затянутое дымом, было некуда. Поле не вызывало ни малейшего доверия, оно даже на поле-то не было похоже, а вот коридор… Она вошла в темный проем, забыв про сгоревшую комнату и фотографии.

Правильным оказался выбор или нет, в любом случае он был не самым худшим. Странная комната, как и коридор, остались позади, превратившись в старый заброшенный дом, утонувший наполовину в мягкой земле. Вскоре он утонет совсем, стоит лишь отвернуться. Ничего похожего на покрытое дымом поле здесь нет. Может, его и не было вовсе? Или оно – лишь часть тонущей в земляных волнах развалюхи? Не важно.

Везде, куда ни глянь, – сплошной стеной стоят деревья, а над головой небольшое окошко бурого, словно выцветшая кровь, неба. Опять лес. Опять, как будто она видит его уже не в первый раз и успела привыкнуть. Между стволов на земле следы тянутся цепочками в разные стороны, будто тропинки, – и все одинаковые. Кто-то ходил тут или бегал, что-то искал. Или кого-то?

Где я? Что это за место? И кто я?

Она вдруг поняла, что не может вспомнить свое имя, не говоря уже о том, где находится и как тут оказалась. Руки, ноги, лицо, волосы, одежда и все тело в целом знакомы и привычны. Все правильно.

Я женщина… Нет, девушка. И, кажется, я заблудилась.

Она уже настолько привыкла к здешней мягкой и бархатной тишине, что внезапный, пусть и тихий смех, прозвучавший словно откуда-то издалека, но в то же время четко и ясно, заставил ее слегка вздрогнуть. Сам звук казался чем-то посторонним и не вписывался в общую картину монотонного леса под стать тяжелому небу. Смех вызвал странное чувство, определение которому она так и не смогла подобрать. Оно было похоже на дежавю о чем-то светлом и ностальгическом. Девушка выбрала тропинку, которая, как казалось, вела в сторону услышанного звука, и шагнула в лес.

Избранный путь был наименее протоптанным из всех. Дорожка едва угадывалась среди бурелома и вялой, больной травы и подлеска. Она то появлялась между зарослей в виде коротких проплешин, то исчезала вовсе, и оставалось только догадываться, в каком направлении стоит делать следующий шаг. Но каждый раз, когда казалось, что путь потерян, вдалеке маячило очередное пятно открытой земли, и девушка пробиралась дальше. Путь существенно усложняла плохая видимость: все, что находилось на отдалении, смазывалось, как в тумане, а позади время от времени мерещились чьи-то торопливые шаги. Страха не было, однако несколько раз она замечала, как что-то мелькает меж стволов, прячется, смотрит большими круглыми глазами, и ей захотелось узнать, кто этот странный преследователь. Она пыталась позвать, спросить, что ему нужно и почему тот идет следом, но создание сторонилось и не хотело идти на контакт. В итоге девушка решила сделать вид, что не замечает его.

В какой-то момент тропинка сделалась совсем явной и ровной, идти стало проще, а лес посветлел, поредел и вдруг сменился просторным зеленым двором в окружении сонных многоэтажек. Она даже не успела понять, в какой момент очутилась в залитом весенним солнцем дворе спального района. Свет немного слепил глаза и плавал в воздухе мерцающими пылинками и тополиным пухом. Тепло и светло, как дома. Она знает этот двор! Впереди показались лавочки в тени сиреневых кустов, составленные буквой «П». Их с помощью товарищей сколотил один ее знакомый. Как же его имя?.. О, да вот же он!

Трое расположились рядком на одной скамье и оживленно переговаривались: два парня и девушка. Парочка сидела, прижавшись друг к другу, а их товарищ с краю. Еще одна девушка держалась особняком на лавке напротив и почти все время молчала.

Я их знаю. Они мне очень близки. Родственники? Нет. Друзья. Это мои друзья.

Она подошла ближе, так, что стали различимы лица и детали одежды. Паренек с краю повернулся к ней. В руке он держал бутылку с блестящей этикеткой местного популярного пива. Бутылка была пуста.

– Анька, здарова! – улыбнулся он. – Чет ты долго, мы уже заждались. Садись!