Велик был интерес и к личности Акима Востроносова. На его книги набросились и те, кто до этого относился к литературе весьма прохладно. За Акимом снова усиленно гонялись репортеры-интервьюеры, но для них он был абсолютно недосягаем. Охраняемый Металлиной и Кавалергардовым, Аким в тиши напряженно трудился над новой повестью, которая должна была рассеять сомнения в его гениальности.

Местонахождение Востроносова держалось в строгой тайне, доступ к нему имел лишь Илларион Варсанофьевич, с которым они обычно уединялись за плотно закрытыми дверями и то ли вчитывались в страницы будущей повести, которая обязательно должна быть гениальной, то ли вырабатывали тактику предстоящего сражения. Никаких сведений на этот счет из них и под пыткой нельзя было бы вытянуть.

И лишь однажды Акима довелось навестить Артуру Подлиповскому. Друзьям позволено было пятнадцать минут прогуляться по саду, и то в обществе Кавалергардова.

Артур нашел своего друга осунувшимся, но достаточно бодрым духом и полностью уверенным в торжестве справедливости, то есть в собственной победе. Может, бодрость и уверенность были несколько наигранными. Артур понимал, как трудно при таких обстоятельствах сохранять работоспособность, заставить себя сосредоточиться на рукописи и даже просто оставаться спокойным. А для создания произведения, отмеченного чертами гениальности, не одно олимпийское спокойствие требовалось, нужно было еще и мощное вдохновение. Учитывая все это, Артур не особенно докучал другу вопросами, старался разговаривать с ним в легком шутливом тоне.

Между прочим, в этом разговоре и опять же в шутливом тоне Артур высказал такую мысль:

– В крайнем случае можно раздобыть неопубликованную и бесспорно гениальную рукопись кого-нибудь из классиков и сунуть в эту адскую машину. Беспроигрышный ход!

Востроносов и Кавалергардов настороженно переглянулись, а потом Илларион Варсанофьевич грозно обратился к Артуру:

– Ты что, собственно, предлагаешь?

Подлиповский сразу смекнул, что намек понят, но что прямо говорить о таких вещах нельзя, никто в умышленном сговоре участвовать не хочет, поэтому развил свою мысль несколько уклончиво:

– Важно ведь не только написать действительно гениальную вещь, но надо быть уверенным в том, что машина и оценит ее по достоинству. А где гарантия?

Кавалергардов при этом многозначительно крякнул.

– А что? – невозмутимо возразил Артур и продолжал развивать свою мысль: – Если бы потом выяснилось, что машина запорола классика, тогда Кузину пришлось бы туго. Вся его затея полетела бы к чертям собачьим, и никто в машину больше не поверил бы.

– Ты давно все это надумал? – подозрительно осведомился Илларион Варсанофьевич.

– Да нет, – признался Подлиповский, – только что.

– Ну и держи при себе, – строго посоветовал Кавалергардов, – нам это ни к чему. Аким, видишь, поглощен новой работой. Рукопись, слава богу, идет, подвигается, в успехе не сомневаемся. И всякие штучки-дрючки нам ни к чему.

– Да я ничего, так только, к слову, – поспешил оправдаться Артур, – не могу же не входить в положение друга.

Сам Востроносов шагал с отсутствующим видом, будто разговор его вовсе и не касается, будто даже и не слышит, о чем идет речь, весь поглощен раздумьями.

Прощаясь у калитки, Подлиповский как бы невзначай спросил:

– О чем твоя новая вещь?

Стоявший на страже интересов гения Кавалергардов тут же горячо запротестовал:

– Об этом ни слова. Ни под каким видом.

Аким жалостно улыбнулся, давая этим понять, что он в данном случае и над собой не властен.

– Ну хоть в самых общих чертах? – настаивал Артур.

– Ни к чему, – отрезал Иллариоан Варсанофьевич и пояснил: – Не следует давать пищу кривотолкам. И без того трепу достаточно. Так что не прогневайся.

– Акимчик, хоть заглавие скажи, – взмолился Подлиповский, игнорируя строгий тон Кавалергардова.

– Заглавие, пожалуй, можно, – согласился шеф.

Востроносов задумался, как бы прикидывая, стоит или не стоит сообщать заглавие, еще раз виновато улыбнулся:

– Что это тебе даст?

– Хоть что-нибудь, а то с пустыми руками уеду. Обидно.

– Заглавие для меня самого неожиданное, – признался Аким, – и ничего тебе не скажет.

– Все равно, – не отставал Подлиповский.

– Название, сам понимаешь, пока условное – «Третий прыжок кенгуру».

– ?!

– Правда странное?

– И неожиданное.

– В этом все дело – неожиданное, значит, обратит на себя внимание. А это важно.

Артур все же был несколько озадачен. Задумался, затем тряхнул головой и сказал:

– А впрочем, странными заглавиями ныне никого не удивишь, – и добавил: – Заглавие как заглавие, сразу запоминается и даже несколько впечатляет. Но о содержании ничего не говорит. И в этом своя прелесть. А жанр?

– Вещь многоплановая и многожанровая…

– Больше ни слова, – остановил бдительный Кавалергардов. – Хватит и того, что сказано. Небось, и так раскатишь на добрый повал, знаем тебя. Хватит.

– Исчезаю, исчезаю, – заверил Подлиповский и откланялся.

Действительно, того, что высмотрел и разузнал, Подилиповскому хватило на газетный подвал, который привлек к себе внимание читателей, жаждавших новых сведений, имеющих отношение к предстоящему испытанию. Загадочное заглавие новой повести Востроносова заинтриговало читателей. Вызвало толки и среди знатоков литературы. Высказывались разноречивые предположения относительно содержания ожидавшегося с нетерпением нового произведения.

Слухи, толки и кривотолки еще больше усилили ажиотаж и подогрели интерес к предстоящему событию. Слухов хватало с избытком. Распространилась неведомо откуда взявшаяся весть, что Аким Востроносов с женой куда-то укатил и на испытание не явится, а рукопись пришлет через доверенных лиц. Единственным основанием для возникновения такого слуха могло послужить сообщение радио о том, что некая гильдия издателей пригласила автора нашумевших повестей на свой ежегодный конгресс и по этому случаю выпустила в свет его книгу. Это будто бы и заставило молодого гения все бросить.

Ходили и другие слухи, совсем уж вздорные и совершенно нелепые. Утверждали, например, что ученого Кузина уже нет в живых, то ли он погиб в автомобильной катастрофе, то ли, по другой вздорной версии, он ни больше ни меньше… выпал из самолета! Каким образом можно выпасть из герметически задраенного самолета, объяснять не брались, но и от нелепого утверждения не отказывались. Слух был очевидно нелеп, однако и в наш просвещенный век почему-то нет недостатка в тех, кто распространяет нелепости, и уж тем более в тех, кто верит в них. Кажется даже, чем фантастичнее и неправдоподобнее слух, тем больше находится охотников верить в него. Поистине одна из загадок века!