Она вздохнула и снова взяла в руки чашку с чаем.

— На вашем месте, — сказал он, — я бы не стал пить этот чай.

— Почему? — удивилась она.

— Так было бы лучше…

Генриетта поставила свою чашку обратно на поднос. ВернуласьГерда со своей сумкой для рукоделия.

— Подумайте, Герда! — с жаром сказала Генриетта. — Я все ещенахожусь под подозрением! Месье Пуаро за мной следит! Он уверен в том, чтоименно я убила Джона, но не может этого доказать.

Она говорила очень медленно, чтобы Герда ее поняла и непроболталась.

Герда предложила Пуаро чашку чая, он отказался. Потомзаговорила о самых простых вещах — это было характерно для нее.

— Я очень огорчена, что все ушли. Моя сестра с детьмипоехали на пикник, а я отказалась, потому что не очень хорошо себя чувствовала…

Она взяла с подноса чашку, выпила почти половину ипродолжала:

— Я так растеряна! Вы понимаете, всегда всем занимался Джон,решения всегда принимал он… а теперь его нет… Без него я совершенно не знаю,что делать! Стоило ему уйти, и все рухнуло! Дети задают мне вопросы, а я незнаю, что им отвечать. Что сказать Терри, когда он меня спрашивает, почемуубили папу. Он когда-нибудь обязательно это узнает. Этот ребенок всегда всехочет знать и всегда добивается своего. Меня удивляет то, что он спрашивает нео том, кто убил отца, а почему его убили…

Герда внезапно откинулась на спинку кресла, на которомсидела, голова ее запрокинулась, губы посинели.

— Мне плохо! — прошептала она. — Если бы только Джон…

Пуаро подошел к ней. Голова Герды упала на грудь. Пуаронаклонился, приподнял ей одно веко, потом выпрямился.

— Хорошая смерть! — сказал он. — Без страданий!

Генриетта смотрела на него с изумлением.

— Сердце?

Через секунду она все поняла.

— Она что-то положила в чай? Бедная Герда! Она не могла себепредставить другого выхода!

Пуаро отрицательно покачал головой.

— Ошибаетесь! Отрава была для вас! Ведь она выпила чашку,предназначенную вам.

— Мне? — все еще недоверчиво воскликнула Генриетта. — Но яже сделала все, что могла, чтобы ей помочь!

— Это ничего не изменило! Вы когда-нибудь видели волка,попавшего в капкан? Он пытается укусить того, кто хочет его освободить. Выузнали ее тайну и поэтому должны были умереть.

— И поэтому вы не дали мне выпить этот чай! Вы знали, чтоона…

— Нет, мисс Савернейк, я не знал, что она насыпала в ваш чайкакое-то лекарство, я только предполагал, что это очень возможно. На подносестояли две полные чашки, было пятьдесят процентов вероятности, что она возьметту, куда сама всыпала яд. Она умерла, и это хорошо! И для нее, и для ее бедныхдетей…

Тихо он спросил:

— Вы ведь очень устали, не правда ли?

Она кивнула головой и в свою очередь тоже спросила:

— Когда же вы догадались?

— Точно не могу вам сказать, но с самого начала мне сталоясно, что перед нами разыгрывают какой-то спектакль. Долго я не понимал, чтоавтор — сама Герда. Вся ее манера была какая-то театральная, и это потому, чтоона играла роль. В этом деле удивительно сочетались чрезвычайная простота ихитрость. Сначала это меня озадачило. Однако очень скоро я заметил, что ум, скоторым я непрерывно боролся, принадлежал вам, понял, что все обитатели«Долины» угадали ваше желание и подыгрывали вам, были вашими союзниками. Почемувы хотели спасти Герду?

— Потому что это было последним желанием Джона! Когда,умирая, он произнес мое имя, я поняла, что он на меня рассчитывает, что онумоляет меня спасти ее. Он ее любил. Гораздо сильнее, чем сам себе представлял.Он ее любил больше, чем Веронику, больше, чем меня. Наверное, потому, что онацеликом принадлежала ему! Он знал, что если есть кто-то, кто может избавитьГерду от последствий ее поступка, то это только я. И он прекрасно знал также,что я сделаю все, что он попросит, потому что я его люблю!

— И вы сразу же начали действовать?

— Да. Первое, что я сделала — бросила револьвер в пруд,чтобы уничтожить или хотя бы сделать неясными отпечатки пальцев. Потом яузнала, что существует еще одно, второе оружие. Я стала его искать и почтисразу же нашла, потому что догадалась, как Герда попытается от него избавиться.Люди инспектора Грэнджа пришли на несколько минут позже меня, револьвер уже былв моей сумке, и там я его хранила все время, пока не смогла отвезти его вЛондон. Там я спрятала его в своей мастерской. А потом снова привезла сюда ипостаралась положить так, чтобы полиция — его сразу же обнаружила.

— Лошадь! — тихо сказал Пуаро.

— Как вы догадались? Да! Я сунула его в непромокаемый мешоки положила в арматуру, на которой потом слепила лошадь. Полиция не посмела быво время обыска сломать мое произведение. Как же узнали об этом?

— Ассоциация идей, — ответил Пуаро. — Эта лошадь напомниламне троянского коня… А отпечатки пальцев? Как вы их добыли?

— На углу моей улицы слепой старик продает спички. Он так ине понял, что держит в руках, когда я попросила его подержать одну вещь, покаищу мелочь.

Пуаро смотрел на Генриетту с нескрываемым восхищением.

— Потрясающе! — воскликнул он. — Редко я имею дело спротивником вашего класса!

— Было страшно трудно опережать вас каждый раз на один ход.

— Не сомневаюсь. Я начал догадываться об истине, когдазаметил, что план противника состоит в том, чтобы направить подозрения не наопределенного человека, а на всех, кроме Герды. Все нас от нее отдаляло. Вынарисовали это дерево — «Игдрасил» — на столе в павильоне для того, чтобыувеличить число подозреваемых. Леди Эндкателл, которая поняла вашу игру, чтобыпозабавиться, направляла бедного Грэнджа то направо, то налево. Он подозревалвсех: Эдварда, Дэвида, саму леди Эндкателл… И это было как раз то, чего выхотели, чтобы снять подозрения с убийцы. Все пути были хороши, и все они вели вникуда!

Генриетта посмотрела на тело в кресле и прошептала:

— Бедная Герда!

— Вы ведь никогда не переставали ее жалеть?

— Вы правы. Она была безумно влюблена в Джона, но она немогла видеть его таким, каким он был на самом деле. Она создала для своеголичного пользования что-то вроде идола, которого она украсила самымиблагородными качествами, какие только смогла выдумать. Вот это для нее и былДжон. Я ее очень жалела. Ведь когда идол сокрушен, уже больше ничего неостается!