Троепольский внимательно слушал.

– Он говорил, что просто счастлив, что мы встретились именносейчас, когда у нас уже есть жизненный опыт, мозги и еще что-то такое! Дай емуволю, он заговорил бы о любви до гроба!

Зоя встала из-за стола и опять пошла за стойку с фикусом. Потемному паркету процокали ее каблуки. Троепольский видел ее отражение вполировке книжного шкафа. Она достала какой-то пузырек, накапала в чашку изалпом выпила, сильно закинув голову.

– Я хотела ему сказать, что нам надо расстаться. Расстаться,а не жениться! В тот вечер, накануне… убийства я ему об этом сказала.

– А он?..

– Не поверил. Засмеялся даже. – Она тоже улыбнулась, словновспомнила что-то приятное. – Он думал, что я шучу. Как мы можем расстаться! Унас любовь! Встретились два одиночества!

Она яростно раздула ноздри.

– Я сказала ему, что не гожусь в жены. Я сказала, что нехочу быть матерью его драгоценной девочки и не хочу рожать дополнительныхдетей. Я сказала, что у меня работа, и больше мне ничего не надо. Что меня всеустраивает и так, и он вовсе не должен на мне жениться!

Троепольскому все это было давно и хорошо известно. ЗояЯрцева – это он сам, Арсений Троепольский.

Портрет в интерьере. Смена декораций.

– А что… потом?..

– Потом я заорала, чтобы он убирался к черту. Что я видетьего не хочу. Он тоже заорал, что я… в общем, что я разбила его сердце, или ещекакую-то глупость. Я сказала, что мне наплевать на его сердце, и он… – онаприжала кулаки к щекам, – он заявил, что все равно не оставит меня в покое. Чтоон-то знает, как нам следует жить. Что он меня… заставит. А меня нельзязаставлять, Арсений. Никто не может меня… заставить.

Троепольский молчал, и Зоя молчала тоже. Небо за окнамиподнялось и впрямь посветлело, и он вдруг вспомнил о Польке, которая сидит вмашине с собакой Гуччи.

Сидит, и ждет его, и думает о нем. И смотрит на снег.

– Откуда вы узнали о его смерти?

Она повернулась и посмотрела на него с изумлением. Потомпожала плечами:

– Кто-то позвонил. – Кто?

Она опять пожала плечами.

– Зоя. Кто вам позвонил?

Лицо у нее стало напряженным и некрасивым, словно стянутымстранной гримасой.

– Его сестра. – Она выплюнула эти слова Троепольскому влицо.

– Что она вам сказала?

– Что я добилась своего. Федя связался со мной и погиб.Собственно, она сказала, что это я его убила. Наверное, она не так уж далека отистины.

Марат заглянул в одну дверь, потом в другую и оченьудивился, не обнаружив никого ни за той, ни за другой.

Он перешел коридор и заглянул за третью.

– А где все? – спросил он у Шарон, которая раскладывалакомпьютерный пасьянс. Прислоненная к монитору, стояла бумажка, облагороженнаяразмашистой подписью Бенцла, выдающегося мастера искусств и носителя добра исвета.

– Кто все?

– Ну… Троепольский и Светлова?

– Да кто их разберет. Марат опешил:

– Как “кто разберет”?!

В их конторе на вопрос о местоположении начальника принятобыло отвечать прямо и четко, если это было известно, или не отвечать вовсе,если неизвестно. Во времена Варвары Лаптевой в конторе царили дисциплина ипорядок.

– Уехали они. Сначала Светлова с… животной. А потом АрсенийМихайлович. Вроде тогда уже обое.

– Какие… обои?

– Да нет! – фыркнула Шарон, оторвалась от пасьянса и глянулана Марата лукаво. – Вы небось думаете, те, что на стенки клеют? Уехали обое –два, то есть.

Марат неожиданно подумал, что, пожалуй, понимает шефа,которого все время тянет прибить секретаршу.

– Господин Сизов на месте, – проинформировала Шароннеожиданно, очевидно, решив быть полезной, но Марат толком не знал, нужен лиему Гриша.

Зато он точно знал, что ему нужен Троепольский.

Он вернулся за свою дверь, посмотрел в монитор, покурилнемного, закинув ноги на стол и чувствуя себя стопроцентным компьютерным “мачо”из интеллектуально-виртуального боевика “Перезагрузка”, позвонил подруге – тойсамой, что никуда не годилась, – и разговаривал с ней пренебрежительно. Подругапоскуливала и повизгивала от счастья и очень его раздражала. Марат предпочелбы, чтобы она его послала подальше, но надежды на это не было никакой,поскольку для этого требовались мозги и характер. Подруга ни тем, ни другим необладала.

Что теперь делать? Что делать, а?

Он решился рассказать Троепольскому обо всем – и тутвыяснилось, что того нет на месте. Когда он вернется, решимость вполне можетрастаять, как сегодняшний снег.

Снег в середине апреля – господи!

Он перебил подругу на середине какой-то фразы, пробормоталнекое прощание и снова уставился в монитор. На душе было погано от того, чтоему только предстояло сделать, – рассказать Троепольскому о том, что он знает,а ему не хотелось, так не хотелось! И еще немножко из-за подруги – МаратБайсаров вовсе не был прожженным циником и хамом, и теперь ему было стыдно, чтоон так с ней разговаривал, она же не виновата ни в чем! Например, в том, что онвсю жизнь мечтал о такой, как Лера Грекова, а попадались все не такие, а эта,последняя, вообще никуда не годится!

Марат переложил ноги так, чтобы подошва ботинка закрываламонитор. На мониторе была работа, которой он в последнее время совсем незанимался. Ему даже страшно было подумать, что будет, когда Троепольскийузнает! Впрочем, Троепольскому сейчас не до того. С Сизовым говорить нельзя.

Он поговорит с Сашкой, вот с кем! Сашка все поймет иподскажет что-нибудь умное. Не факт, что Марат воспользуется его советом, –советы вообще дают не для того, чтобы воплощать их в жизнь, а для того, чтобывысказать свое мнение, к примеру. Никогда в жизни Марат не следовал ничьимсоветам, зато очень любил их давать. Сашка тоже любил.

Марат сунул телефон в один карман, похлопал по другому,проверяя наличие сигарет, и отправился к Белошееву.

Сашка сидел за компьютером, рядом на столе и на полувалялись распечатки. Марат перешагнул через них и хлопнул Белошеева по плечу.

Дальше случилось неожиданное.

Сашка вдруг взвизгнул, подскочил, чуть не выпал извращающегося кресла, странно перекосился, нагнулся и выдернул из розетки“пилот”, утыканный толстыми компьютерными вилками. Монитор медленно погас,будто задутый ветром.