В дверь постучали. Глаза Стерлинга открылись. На порогестоял Гранджер.

– Возможно, у нас кое-что есть.

– Поделись.

– Блейсделл вырос в сиротском приюте… или детском доме,находящемся на содержании штата… назывался он «Хеттон-хауз». И расположен в томсамом районе, откуда поступил звонок.

Стерлинг выпрямился.

– Он еще работает?

– Нет. Лет пятнадцать как закрылся.

– Кто там сейчас живет?

– Никто. Город продал его каким-то людям, которые пыталисьорганизовать там дневную школу. Они разорились, и город забрал дом. С тех порон пустует.

– Готов спорить, Блейсделл там. – Стерлинг руководствовалсяинтуицией, но чувствовал, что на этот раз она его не подведет. Не сомневался,что уже утром они возьмут этого мерзавца и любого, кто составлял ему компанию.– Позвони в полицию штата. Мне нужны двадцать патрульных, как минимум двадцать,плюс мы с тобой. – Он задумался. – И Франкленд. Вытащи Франкленда из офиса.

– Он же должен спать до…

– Вытащи его сюда. Нормана тоже. Будет сидеть здесь нателефоне.

– Ты уверен, что нам…

– Да. Блейсделл – преступник, он идиот, а еще он ленив. –Утверждение, что преступники ленивы, являлось догматом веры в персональнойцеркви Алберта Стерлинга. – Куда еще он мог пойти? – Стерлинг посмотрел начасы. Без четверти шесть. – Я все-таки надеюсь, что ребенок еще жив. Но битьсяоб заклад не стал бы.

Блейз проснулся в четверть седьмого. Повернулся набок, чтобыпосмотреть на Джо, который проспал всю ночь рядом с ним. Тепло тела Блейза,похоже, пошло малышу на пользу.

Кожа стала прохладной, хрипы в дыхании – не такими сильными.Но вот красные пятна на щечках остались. Блейз сунул палец в рот ребенка (Джотут же начал его сосать) и нашел новое вздутие на десне слева. Когда надавил,Джо застонал во сне и отвернулся.

– Чертов зуб, – прошептал Блейз. Посмотрел на лоб Джо. Ранупокрывала запекшаяся кровь, и Блейз подумал, что шрама скорее всего неостанется. Его это порадовало. Лоб у человека всю жизнь на виду. Не самоелучшее место для шрама.

Закончив осмотр, он продолжал зачарованно разглядывать лицомладенца. За исключением рваной, заживающей царапины, кожа у Джо былаидеальной. Белой, но уже с намеком на смуглость. Блейз подумал, что с такойкожей Джо никогда не обгорит на солнце, а вот загар у него будет темным, такимтемным, что некоторые, возможно, будут принимать его за негра. Сам-то онстановился красным, как вареный рак. Веки у Джо были чуть синеватыми. Междунеплотно сомкнутыми краями проглядывали голубые радужки. Губы у ребенка былирозовыми и слегка надутыми.

Блейз взял одну из ручонок, поднял. Крохотные пальчикимгновенно сжали его мизинец. Блейз подумал, что у Джо будут большие руки. Ипридет день, когда они смогут держать молоток плотника или гаечный ключмеханика. А может, и кисть художника.

От мыслей о будущем мальчика по телу Блейза пробежала дрожь.Ему хотелось разбудить ребенка. И зачем? Чтобы понаблюдать, как глаза Джораскрываются и смотрят на него? Кто знал, что увидят эти глаза через годы? Ноони оставались закрытыми. Жизнь Джо оставалась закрытой. Напоминалаудивительную, захватывающую книгу, написанную невидимыми чернилами. Блейзосознал, что деньги его больше не волнуют, совершенно они ему не нужны. Емухотелось другого: увидеть, как слова будут появляться на этих страницах. Вместес картинками.

Он поцеловал чистую кожу повыше раны, потом отбросил одеяло,подошел к окну. Снег продолжал идти, за стеклом белел воздух и белела земля.Блейз прикинул, что за ночь уже нападало добрых восемь дюймов. А снегопад и недумал заканчиваться.

Они почти схватили тебя, Блейз.

Он развернулся.

– Джордж? – тихо позвал он. – Это ты, Джордж?

Не Джордж. Голос прозвучал в голове. Но откуда у неговзялась такая мысль?

Он вновь выглянул в окно. Изуродованный лоб наморщился враздумье. Они знали, кто он. Он сглупил, назвав телефонистке свое настоящееимя, вплоть до «младшего» на конце. Считал себя умным, а оказался дураком.Снова. Глупость – это тюрьма, выйти из которой невозможно. Каким бы хорошим нибыло твое поведение, тебе придется отбывать там пожизненный срок.

Джордж, конечно, высмеял бы его. Джордж сказал бы: «Готовспорить, они сейчас роются в твоем прошлом. Изучают все хиты КлайтонаБлейсделла-младшего». И они наверняка изучали. Узнали о религиозной афере, оего пребывании в «Саут-Портленде», о долгих годах в «XX»…

И вот тут в голове, словно метеор, мелькнула тревожнаямысль: он же сейчас в «XX»!

Блейз в панике огляделся, чтобы убедиться, что так оно иесть.

Они почти схватили тебя, Блейз.

Он вновь почувствовал себя дичью, зверем, вокруг которогоохотники сжимали кольцо. Подумал о белой комнате для допросов, о желанииоблегчиться, о вопросах, которые выстреливают в тебя, не давая времени наответ. И на этот раз судить его будут не в маленьком полупустом зале. На этотраз будет аншлаг, не останется ни одного пустого места. А потом пожизненныйсрок. И карцер всякий раз, когда он поднимет шум.

Эти мысли наполнили Блейза ужасом, но самым худшим былодругое: они же ворвутся сюда с оружием в руках и заберут малыша. Снова похитятребенка. Похитят его Джо.

Пот выступил на лице и под мышками, несмотря на царящий вкомнате холод.

Ты жалкий неудачник. Он вырастет, ненавидя тебя всей душой.Они об этом позаботятся.

И вновь не Джордж. Его собственная мысль, и это чистаяправда.

Он прилагал все силы, чтобы заставить голову работать,пытаясь придумать план. Ведь наверняка есть место, где он сможет спрятаться.Должно быть!

Джо зашевелился, просыпаясь, но Блейз не услышал его. Место,где спрятаться. Безопасное место. Тайное место, где они не смогут его найти.Место, о котором не мог знать даже Джордж, место…

Его осенило.

Он развернулся к кровати. Джо лежал с открытыми глазами.Когда увидел Блейза, улыбнулся ему и сунул большой палец в рот, почти чтоизысканно.

– Ты должен поесть, Джо. Быстро. Мы в бегах, но у меняпоявилась идея.

Он накормил Джо мясом с сыром. Джо обычно в один присестсъедал целую банку, но теперь начал крутить головой после пятой ложки. КогдаБлейз попытался и дальше кормить его, заплакал. Блейз дал ему бутылочку. Вот кней Джо с жадностью присосался. Но, к сожалению, бутылочек осталось только три.