каждый удар свой гнев. Но вскоре Лоркан принял более выгодную позицию, — он крепко прижал Джеймса, взяв власть над его телом, и начал нещадно избивать по лицу.

Джеймс не чувствовал боли. Но каждый удар оглушал его, заставлял давиться собственной кровью. Лоркан ввел его в состояние неподвижности и, оскальзываясь на снегу, суетливо ринулся к брошенному пистолету.

Джеймс поднялся на колени, слабость в ногах большего не позволила. Задыхаясь от кашля и бессилия, он отхаркивал кровь и сотрясался всем измученным телом. Лоркан вырос над фамильяром, направив в его голову ствол. Джеймс сидел подле, как приговоренный к казни, и не мог шевельнуться.

— Ну что, Джеймс, доволен? Видит ад, я не хотел, чтобы все этим кончилось.

Нина всей душой открещивалась от банального понимания происходящего. На ее глазах Лоркан вот-вот был готов свершить акт возмездия над фамильяром.

Фамильяром, который давно уже не принадлежал дьяволу. Не ему.

Спину Лоркана поливали соленые брызги особо яростных, высоких волн. Нина снова поймала себя на мысли, что умирать ей никак не хочется. Страшно уходить во тьму, в неизведанное ничто.

Но куда страшнее остаться в мире, где нет Джеймса Митчелла. Если прежде он отводил от нее смерть, то только ради этого момента. Настало время платить по счетам.

И пусть им не суждено было стать ни партнерами, ни любовниками. Отдать за него всю себя до последней капли крови — счастье, которое не принесут тысячи нежных слов, тысячи ласковых касаний.

Сэм ошибался. Все же было кое-что важнее жизни, смерти и страха.

Едва совладав с шаткостью окружающего мира, Нина неуклюже встала на ноги и, с усилием набрав побольше воздуха, помчалась на последнем издыхании. Рана в животе запротестовала страшной болью, но Нина не думала о боли. Она вообще ни о чем не думала. Не давала себе поводов замедлиться или хуже — усомниться в решении.

С разбегу Нина врезалась в Лоркана и, прижав к себе, увлекла за собой с края утеса.

Полет ошеломил, в крови заиграл адреналин. Сильный удар о воду выбил весь дух. Ледяные волны остервенело набросились на тела и кинули о камни.

Нина даже не поняла, как жизнь ее подошла к концу.

Джеймс упал на четвереньки. Хотелось поверить, что все это сон, но растрачивать себя на отрицание случившегося не было никаких сил.

Все произошло взаправду. Нина только что погибла за него. За слугу дьявола.

Жар, охвативший грудь, стал мучительнее всех знаний боли. Постигни Джеймс это чувство раньше, и можно было бы сдаться Лоркану с самого начала. Он вскинул взгляд к небу, издав измученный вздох.

— Все должно было закончиться так, — на плечо опустилась рука Люциуса.

— Что ты несешь? — зловеще прошипел Джеймс. Глаза его наполнились слезами, и он склонил голову, чтобы спрятать лицо в минуту слабости.

— Я написал сценарий, выстроил все события ради этого финала, — в голосе Люка закралась нотка гордости. — Мы живы, Лоркан больше не угрожает, разве это не прекрасно? Нина была здесь только ради того, чтобы спасти нас…

Сказанное звучало, как бред сумасшедшего, но Джеймс уже ничему не удивлялся. Он все не мог отделаться от ощущения, что отныне в мире недоставало чего-то важного.

— Жизнь для тебя шоу? — печально усмехнулся он. — Улыбался Нине в лицо, а сам вел на смерть.

— Только так ты бы остался.

Джеймс постепенно приходил к пониманию.

— Это происходит не впервые. Сколько раз я умирал?

— Двадцать, может, больше.

Если жизнь — это нить, то жизнь Джеймса держалась на двадцати узлах. Может, больше. И даже эта изувеченная нить была не в его собственности. Он не владел своей судьбой. От этой мысли на душе стало паскудно.

— Не знаю, какую игру ты ведешь, но переделывай все.

Джеймс искоса взглянул на Люка, цепкий взгляд ухватился за пистолет на его поясе.

— Ни за что, — прорычал Люциус. — Ты хоть понимаешь, через сколько временных петель я прошел, чтобы дойти до нашей победы? Сколько раз перезапускал время, чтобы изменить события в нашу пользу?

— Мне все равно, — Джеймс выхватил пистолет и попятился к краю на дрожащих ногах.

Люциус был преисполнен гневного негодования:

— Камнем преткновения все это время был ты, Джеймс! Мне нужен был человек, который умер бы за тебя!

— Ты не учел того, что я тоже захочу за кого-то умереть, — Джеймс приставил ствол к виску.

— Нет, Джеймс, ты умрешь не за кого-то, ты просто умрешь.

— Как и двадцать раз до этого, — с вымученной улыбкой развел он руками. — Хочешь спасти всех? Вперед.

Выстрел эхом прокатился над утесом. Злобное море разверзло пасть и приняло еще одну жертву.

Люциус закричал в отчаянии.

«Стресс давит на меня

Давит на тебя, когда никто не просил…»13

Часть 3. Заступник, освободитель, драматург

Глава 20. Его путь

«… давление, что сжигает дома

Разрушает семьи

Оставляет людей на улице…»14

Все в Порт-Рее стало непроглядным. Вечерняя полутьма смешалась с непроницаемой стеной ливня и спрятала за собой дороги, дома, снующих людей. И сосновый лес потерялся за мокрыми стеклами такси.

Машина остановилась, Люциус вгляделся во тьму за окном. Он видел мрак, штрихи дождя и ничего больше. В небе вспыхнула молния и на мгновение озарила очертания древнего особняка. Пока Люциус бежал по лужам к «Барнадетт», ливень промочил его пальто насквозь.

Он замер у входа прозябший, сырой. С темных волос стекала вода, и даже влажными кудри сохраняли витую форму. Люциус схватился за дверной молоток в виде львиной головы и трижды постучал. «Золотой лев — претензия на роскошь», — успел подумать он до того, как дверь из массивного дерева распахнулась.

Люциус поднял на хозяйку глаза и какое-то время не мог отвести в умопомрачении. До того красивой была женщина перед ним. Мягкие, серые локоны, стальные глаза в обрамлении длинных ресниц, тонкие черты с правильным носом — сотворила же природа такое.

Тем временем женщина ждала. Спокойно, держа лицо непроницаемой маской.

— Добрый вечер, — вспомнив наконец зачем явился, Люциус вновь воспрянул уверенностью.

— Кто вы?

— Слышал, в этом доме знают о демонах и даже чтят их.

Лицо женщины не изменилось. Дьявол, как прекрасна она была в своей холодности!

— Это было давно. И даже не в наш век.

— Могу я войти? — Люциус окинул двор за спиной беглым взором, намекнув тем самым, что погода не слишком располагала для разговоров на пороге.

Хозяйка прошла в холл, дав молчаливое согласие.

— Прошу в мой кабинет, — по-деловому произнесла она, уходя все дальше вглубь особняка.