тогда называлось Сентри-Вудс. Здесь находился городок Сентрис-Рест, хотя на самом деле это была деревня, и Сикамор-Стрит заканчивалась рекой Литтл-Румпл-Ривер. Мост – первый мост – построили только через пятнадцать лет. Район, в котором ты вырос, появился только после Второй мировой войны, когда солдаты вернулись домой.

Я шёл по лесу, где сейчас мой задний двор, пробираясь сквозь валежник и заросли кустарника, высматривая грунтовую дорогу, которая должна была быть где-то впереди. Я не думал ни о чём, кроме как где в деревне можно выпить молодому парню, и вдруг провалился. Только что я шагал под солнцем, а в следующий миг оказался в колодце миров.

Если ты светил фонариком между досок, ты понимаешь, как мне повезло, я мог ведь и убиться. Там нет перил и ступени закручиваются вокруг опасной дыры – около ста семидесяти пяти футов в глубину. Стены из тёсаного камня, ты заметил? Очень старые. Бог знает, сколько им лет. Некоторые блоки выпали и кучей свалились на дно. Наклонившись к дыре, я выбросил вперёд руку и ухватился за одну из выбоин в стене. Ширина была не больше трёх дюймов, но я смог просунуть в неё пальцы. Я прижался спиной к закруглённой стене, глядя наверх на дневной свет и яркое синее небо, моё сердце, должно быть, билось со скоростью двести ударов в минуту; я гадал, куда я, чёрт возьми, угодил. Это точно не был обычный колодец, не с каменными ступенями, уходящими вниз, и не с каменными стенами.

Когда я перевёл дух… нет ничего лучше, чем чуть не разбиться насмерть в чёрной бездне, от чего у тебя дух перехватывает … в общем, взяв себя в руки, я снял с пояса ручной фонарик и посветил вниз. Я ни черта не мог разглядеть, но слышал шорохи, – значит там внизу было что-то живое. Я не волновался – в те дни я носил оружие в кобуре, так как в лесу не всегда было безопасно. И опасаться стоило не столько животных… хотя тогда там обитали медведи, много медведей… сколько людей, особенно самогонщиков, хотя я не думал, что в той дыре на дне стоит самогонный аппарат. Я не знал, что там может быть, но был любопытным парнем и полон решимости узнать.

Я поправил свой рюкзак, который весь перекрутило, когда я упал на ступени, и пошёл вниз. Ниже и ниже, кругами и кругами. Сто семьдесят пять футов в глубину и сто восемьдесят пять ступеней разной высоты. В конце был выложенный камнем туннель… или лучше сказать – коридор. Достаточно высокий, чтобы идти не пригибая головы, Чарли; почти под твой рост.

Пол у подножия ступенек был земляным, но после того, как я немного прошёл дальше… теперь я знаю, что длина коридора составляет чуть больше четверти мили… он стал каменным. Шорох становился громче и громче. Как от бумаги или листьев, подхваченных ветром. Вскоре он раздавался уже над головой. Я поднял фонарик и увидел, что потолок был облеплен здоровенными летучими мышами. Размах крыльев, как у индюка. На свету они зашуршали сильнее, поэтому я быстро опустил фонарик между ног, не желая, чтобы они разлетелись вокруг меня. Мысль о том, что они окутают меня своими крыльями, вызвала у меня ощущение, которое моя мать назвала бы оторопью. Змеи и большинство насекомых мне не страшны, но я всегда боялся летучих мышей. У каждого свои страхи, не так ли?

Я шёл дальше и дальше, не меньше мили, и мой фонарик начал гаснуть. В то время не было батареек, парень! Иногда над головой попадалась колония летучих мышей, а иногда их не было. Я подумал, не вернуться ли, пока не остался в темноте, но как раз в этот момент мне показалось, что я увидел проблеск дневного света впереди. Я выключил фонарик – и это правда оказался дневной свет.

Я направился к нему, гадая, где могу оказаться. Я думал, может, это северный берег Литтл-Румпл, ведь мне казалось, что я иду на юг, хотя уверенности в этом не было. В общем, я пошёл к свету, и как только оказался вблизи, со мной что-то произошло. Я не смогу описать это достаточно хорошо, но попробую на случай, если ты решишь, так сказать, пойти по моим стопам. Это было похоже на головокружение, но нечто большее. Казалось, я превратился в призрака, Чарли; как будто мог смотреть вниз на своё тело и видеть сквозь него. Я стал бесплотным, и помню, как подумал, что мы все такие – просто призраки перед лицом планеты, пытающиеся делать вид, что у нас есть вес и место в этом мире.

Это длилось, может быть, секунд пять. Я продолжал идти, хотя казалось меня там нет. Затем это ощущение ушло, и я направился к проёму в конце туннеля… может быть, ещё одна восьмая мили… и вышел не на северном берегу Литтл-Румпл, а на склоне холма. Подо мной простиралось поле восхитительных красных цветов. Думаю, маки, но с запахом корицы. Я подумал: «Кто-то расстелил для меня красную ковровую дорожку!» Через поле шла тропинка к дороге, возле которой я увидел маленький дом… скорее коттедж… с дымом, идущим из трубы. Далеко внизу по дороге, почти на горизонте, виднелись вершины строений большого города.

Тропинка была едва различимой, будто по ней никто давно не ходил. Когда я начал спускаться, через неё перепрыгнул кролик, вдвое больше земного. Он исчез в траве и цветах. Я…

Дальше была пауза, но я слышал дыхание мистера Боудича. Оно было прерывистее, чем когда-либо. Натужным. Затем он продолжил.

Это девяностоминутная кассета, Чарли. Я нашёл целую коробку среди хлама на третьем этаже, ещё с тех времён, когда кассеты не были такими же устаревшими, как трёхцентовые марки. Я мог бы записать четыре или пять, может быть, всю коробку. Я пережил много приключений в этом мире, и я бы рассказал о них, будь у меня время. Но мне так не кажется. С тех пор, как я немного потренировался в стрельбе в сарае, я чувствую себя совсем неважно. Я ощущаю боль от левой части шеи и вниз по левой руке до локтя. Иногда она немного притупляется, но тяжесть в груди не проходит. Я знаю, что означают эти симптомы. Внутри меня назревает гроза, и, думаю, она скоро разразится. У меня есть сожаления, о многом. Однажды я сказал тебе, что храбрый человек помогает, а трусливый только делает подарки. Ты помнишь это? Я приносил подарки, но только