сказала, что будет удивлена, если Радар дотянет до Хэллоуина, до которого оставалось пять недель. Даже меньше.

Радс обнюхивала лужайку. Я посмотрел на звёзды, отыскав неизменные Пояс Ориона и Большую Медведицу. По словам мистера Боудича, в другом мире было две луны и созвездия, неизвестные земным астрономам.

Это невозможно. Всё это.

И всё же колодец существовал. И ступени. И отвратительный гадский жук. Я всё это видел.

Радар согнула задние лапы в свойственной ей изящной манере, затем подошла ко мне в поисках лакомства. Я дал ей половинку «Бонз» и повёл обратно в дом. Я читал допоздна, папа уже лёг спать. Мне тоже пора была укладываться. Собака мистера Боудича – моя собака – вздохнула и едва слышно пукнула. Я выключил свет и уставился в темноту.

Расскажи всё отцу. Отведи его в сарай. Жук, которого застрелил мистер Боудич, всё ещё будет там – то, что он него осталось – и даже если нет, там будет колодец. Это тяжёлая ноша, раздели её.

Сохранит ли отец секрет? Как бы сильно я его ни любил, я не верил в это. Не мог. У АА есть тысяча лозунгов и девизов, и один из них гласит: ты болен настолько, насколько больны твои секреты. Может ли он поделиться с Линди? Или с доверенным другом на работе? Или со своим братом, дядей Бобом?

Затем я вспомнил кое-что из школы, слышал в шестом или седьмом классе. Американская история, мисс Гринфилд. Это была цитата Бенджамина Франклина: «Трое могут сохранить секрет, если двое из них мертвы».

Ты можешь себе представить, что случится, если люди узнают о существовании другого мира?

Вопросом задавался мистер Боудич, но, думаю, ответ мне был известен. Этот мир заберут. «Приберут к рукам», – как сказала бы моя хипповатая учительница. Дом № 1 по Сикамор-Стрит стал бы сверхсекретным правительственным объектом. Они избавятся от всех соседей в округе. И да, началась бы эксплуатация; если мистер Боудич был прав, последствия будут ужасными.

Наконец я заснул и мне приснилось, что что-то шевелится у меня под кроватью. Я знал, что это. Гигантский таракан, который мог укусить. Я проснулся рано утром, уверенный, что он всё ещё там. Но тогда Радар бы залаяла, а она крепко спала, посапывая от происходящего в её собственных снах.

3

В воскресенье я отправился в дом мистера Боудича, чтобы заняться тем, чем собирался накануне: приборкой. Конечно, что-то я не мог исправить: порванные подушки и изрезанные обои могли подождать. Было полно других дел, но мне пришлось заняться ими за два подхода, потому что поначалу я взял с собой Радар, и это было ошибкой.

Она ходила по первому этажу из комнаты в комнату в поисках мистера Боудича. Казалось, вандализм её не расстроил, но она яростно лаяла на диван, время от времени прерываясь, чтобы посмотреть на меня, будто спрашивая, не дурак ли я? Разве я не вижу, что произошло? Кровати её хозяина больше нет.

Я заставил Радар последовать за мной на кухню и велел лежать, но она отказалась, продолжая смотреть в сторону гостиной. Предложенную ей куриную чипсу, её любимое лакомство, она уронила на линолеум. Я решил, что нужно отвести её обратно домой и оставить с отцом, но увидев поводок, она побежала (очень проворно) через гостиную наверх. Я нашёл её в спальне мистера Боудича, свернувшуюся перед шкафом на импровизированной подстилке из одежды, сорванной с вешалок. Казалось, она успокоилась, поэтому я спустился вниз и прибрался настолько хорошо, насколько мог.

Около одиннадцати я услышал, как она цокает когтями по ступенькам лестницы. Её вид ранил моё сердце. Она не хромала, но двигалась медленно с опущенной головой и поджатым хвостом. Она посмотрела на меня с выражением, ясным без слов: где он?

– Пошли, девочка, – сказал я. – Давай я уведу тебя отсюда.

В этот раз она не возражала против поводка.

4

Днём я сделал всё, что мог на втором этаже. Коротышка в кепке «Уайт Сокс» и вельветовых штанах (думаю, это был он) не устроил погром на третьем этаже, по крайней мере, насколько я мог судить. Похоже, он сосредоточил свои усилия на втором этаже… и на сейфе, как только нашёл его. Ему приходилось следить за временем, так как похороны не могли продлиться долго.

Я собрал свою одежду в небольшую кучу у лестницы, чтобы отнести домой. Затем взялся за спальню мистера Боудича, поправил постель (которая была перевёрнута), заново развесил его одежду (заправив вывернутые карманы), и собрал набивку из подушек. Я был зол на мистера Конечно-у Ха-Ха за то, что казалось почти осквернением усопшего, но вспомнил о некоторых неприглядных вещах, которые вытворял с Берти Бёрдом: собачье дерьмо на ветровых стёклах, петарды в почтовых ящиках, перевёрнутые мусорные баки, ИИСУС ДРОЧИТ – краской на вывеске методистской церкви милосердия. Нас так и не поймали, и всё же я винил себя. Глядя на беспорядок, оставленный мистером Ха-Ха, и ненавидя его, я осознал, что сам не без греха. Когда-то я был таким же плохим, как маленький человек со смешной походкой и манерой говорить. В каком-то смысле даже хуже. По крайней мере, у коротышки был мотив – он искал золото. Мы с Бёрдмэном были просто детьми, которые страдали хернёй.

Вот только мы с Бёрдмэном никого не убивали. Если я был прав, мистер Ха-Ха был убийцей.

Один из книжных шкафов в спальне был опрокинут. Я поднял его и принялся расставлять книги. В самом низу кучи лежал научный том, я видел его на прикроватной тумбочке вместе с романом Брэдбери, который сейчас читал. Я поднял его и посмотрел на обложку: воронка, заполняющаяся звёздами. «Происхождение фантазии и её место в мировой структуре» – можно язык сломать. И «Юнгианские перспективы» в придачу. Я заглянул в содержание посмотреть, есть ли там что-нибудь о Джеке и бобовом стебле. Оказалось, что есть. Я начал читать, но потом просто пробежал текст глазами. Там было полно ненавистного для меня «напыщенного» научного слога, полного заковыристых слов и синтаксических нагромождений. Возможно, я просто был интеллектуальным лентяем, а, может, нет.

Насколько я мог разобрать, автор этой главы говорил, что существовало две версии сказки о бобовом стебле: оригинальная кровавая и «причёсанная», которую дети получали в одобренной матерями серии книг «Литтл Голден Букс» и полнометражном мультфильме. Кровавый вариант разветвлялся (одно из заковыристых слов) на два сказочных направления: мрачное и светлое. Мрачное описывает радости грабежа и убийства (когда Джек рубит бобовый стебель,