— Я не знаю, что тебе наобещал мой брат. — Титул рассмеялся. — Но тебе придется поступать также как я, сын мой. Ибо я сейчас открою тебе тайну, в которую мы не посвящали тебя. Я все страшился, что ты слишком мал, и не удержишь ее в себе, но теперь я вижу, что даже опоздал — ложное знание помогло взрасти в твоем сердце алчности и непомерной властности. Так слушай же, и прозрей, глупец… никогда и никто из нас не знал тайны его пробуждения. Это иллюзия.

— Ты лжешь!

— Старший сын наследует Замок и земли, это так, а вот младший всегда наследовал только одно — слова того, кто возвел Замок и усыпил Духа. Великое предостережение! «Не буди Демона прежде всего в себе самом, ибо Дух Жажды утоляет твои желания и ничьи более…».

При этих словах Аурум отпрянул от двери, и неосторожно стукнул каблуком сапога. Боясь быть услышанным и обнаруженным, он поспешил уйти, не дослушав разговора до конца. Но и того, что он узнал, уже было много. Посланник Ордена понял главное, и был так поражен, что даже шептал о своем открытии себе под нос:

— Дух не демон… Дух Жажды… да-да, конечно! Он не зло и не добро, он исполнитель чужих желаний! Не так страшно разбудить его самого, как страшен может оказаться тот, кто сделает это! Значит, я должен не уничтожить его, а стать хозяином, чтобы нести людям мир и счастье, нести истинную веру! Да-да… как же мы были слепы столько веков, истолковывая наследие превратно? О, небо!

Аурум не нашел покоя. Среди книг, поднявшись наверх, он, словно слепой, прощупывая их руками, едва раскрывая и бегло читая. Он ворошил полку за полкой, но не находил ничего из того что искал. Да и искал ли? Разум его столь воспален был открытием, что лихорадка мыслей не давалась даже моему взору…

Тактио не смогла увидеть его во плоти, а я не могу добраться до тайн… как же возможно? Что за наследие, и что за его толкование? Что же ты знаешь, посланник Ордена, обо мне, сколько в том знании истины, а сколько досужих сказок? Страшиться ли мне исхода, о котором ты вдруг знаешь больше, чем все прочие?

Но как бы я не вопрошал, хоть в мыслях своих, хоть тихим неслышным голосом — ответа мне не принес ни магический слух, ни магическое зрение, ни даже луна, которая подсмотрела за Аурумом в окно палат и не пронзила его сердца светом откровения. Увы.

К середине ночи, уставший и опустошенный, посланник Ордена ушел к себе, заснув нескоро.

Моя Тактио снова была у друга. Он снова упрашивал провести его в Замок, плачась и жалясь на то, что если бы удалось ему забрать бумаги из Башни наставника, то смог бы он возрасти в своих знаниях до мастера, и смог бы тогда жить, а не скитаться. Говорил про памятные вещи, говорил, что любил его как отца, что тоскует по нему. А Тактио все слушала и боялась, что едва Стражи заметят чужака, которого прогнали, чужака, не перешедшего ворот с их изволения, то убьют его!

— Я же жизнь твою берегу, — шептала девушка, отказываясь, — стоит ли вещи эти жизни? Если ты так страдаешь по ним, объясни мне — где и что искать, и я вынесу тебе это. Это не столь страшное преступление, звездных карт и не хватится никто.

— Нет! Ты не понимаешь… — в отчаянье он ронял свою голову на руки, закрывая лицо, и сдерживал гнев. — Я не смогу тебе объяснить, а ты не сумеешь найти. Зря ты за меня боишься, я быстр, ловок и незаметен, — мне нужен лишь час под покровом ночи! Тактио!

Он пал на колени, схватив ее руки.

— Что ты! Встань!

— Умоляю тебя!

— До чего ты упрям, и не слушаешь доводов разума. Хорошо, дай мне подумать, как помочь и уберечь тебя. Дождись завтрашней ночи!

Не нужно ему то, о чем он говорил… он, как и многие, хотел лишь стать властителем мира. Но он, как и сын Титула, питал свой ум иллюзией. Ему казалось, что он один знает тайну пробуждения, что он один совершил это открытие. И этот глупец ошибался.

— Милая моя Тактио, — обращался я к тишине, — почему ты так добра? Прогони его, усомнись в его словах! Не жертвуй собой ради подлого сердца!

Многие в эту ночь в Черном Замке были объяты страхом… и больше всего дрожала моя душа за доверчивость моей госпожи и за коварность ее друга. Колдунья боялась за него. Он боялся, что хитрость его не удастся.

Черная тень промелькнула по площади, я обернулся, почувствовав всей своей сущностью вспышку нового страха, и зла. И тишина, с которой я только что говорил, потяжелела вдруг, готовясь разродиться преступлением под покровом ночи. К кому шла беда? В какую сторону? Колдунья уже возвращалась, она уже покинула подземелье, и время, коварные минуты могли столкнуть ее и убийцу в одном пространстве.

— Нет, нет, нет…

Черная злая тень была быстра. Она проникла в Палаты Странника, в покои Аурума. Тимор! Он ударил посланника Ордена ножом, не раз и не два, — по лежащей спящей фигуре, куда попало!

Как сам Аурум подслушал разговор Титула и сына, так и брат услышал шепот Аурума на лестнице. Он испугался, что тот теперь знает обо всем. И этот страх так пожрал его сердце, что легче было лишить гостя жизни, чем дать ему уйти из Замка. Тимор пил и выжидал. А едва в покоях погасла лампада, как он придал себе решимости последней чаркой вина и взялся за нож.

Теперь он бежал. Душа моя трепетала от того, что сейчас он мог пересечься с Тактио, и тогда бы он убил и ее! Но мгновение их разделило. Когда девушка выбралась на площадь, убийца уже скрылся в своей Башне. Она торопилась, но слуха вдруг коснулся слабый стон из открытого окна Палат странника, луна вдруг коснулась распахнутых ставен и ветер дунул в ту сторону, указывая девушке, и Колдунья, остановившись, обернулась на зов беды.

Аурум умирал… его покидала жизнь вместе с кровью. Тело, до последних минут не ощущавшее жизни как таковой, вспыхнуло вдруг ярким инстинктом. Он ощутил эту жизнь сейчас, умирая. Его пронзила боль, его пронзила жажда невозможного вдоха! В одно мгновение он ощутил тоску по солнечным лучам, по прохладному ветру, по вкусу родниковой воды и запаху свежего хлеба! Жизни! Жизни он жаждал! Пенилась кровь, остывая на плитах покоев, пропитывая его одежду и простыни. Жизни!

И вдруг в Аурума ударила молния! Каждая частичка встрепенулась и засветилась, он судорожно вздохнул, словно младенец при первом крике, и едва действительно не закричал. Ему казалось, что тело его без кожи, воспринимает каждую искру мира, но не болезненно, а блаженно, как ласкающие потоки воды.

Он очнулся и почувствовал, что лежит в объятиях девушки. Тактио крепко обнимала его, испачкавшись в крови, прилипнув одеждой и волосами.

— Колдунья… — прошептал он.

Она отстранилась.

— Только не выдавайте меня, умоляю! Титул посадит на цепь и лишит свободы, если узнает! Как же я счастлива, что успела спаси вас, Служитель. Я бы дала вам сонного зелья, если бы только у меня была хоть миг и фляжка на поясе, но… кто же хотел убить вас?! Кто это сделал?

— Я не знаю.

— Вы будете милосердны ко мне? Вы не расскажете никому?