— Я доволен! Доволен экспериментом! Вы не ожесточились настолько, чтобы плевать на людей и бросать их в беде. И не скатились в другую крайность — полного самоотречения. Тио, вы прекрасны! И милосердны, и сильны, ровно в той мере, чтобы уступить с ужином, но убить меня, если распущу руки!

Не пошел алкоголь. Я его и не любила, и не особо переваривала. Да и сколько выпила — полглотка… а вдруг взмокла легкой испариной, во рту стало пересыхать, как при температуре. Еще миг назад было терпимо, но вот сейчас точно поняла — дурно. И не морально, а прямо реально — физически.

— Что мне сделать, чтобы загладить историю с шантажом? Я не покушаюсь на вас, я хочу…

— Вы меня отравили?

Мысль настолько поразила, что я уставилась на Шариза в недоумении и неверии. Он осекся и переспросил:

— Что?

— Ног не чувствую, вот что!

Я попробовала встать со стула, и сползла на пол. Сколько у меня времени, и сколько сил? Все пошатнулось. Вот же влипла, дура! Не надо было здесь ничего есть и пить. Какая разница, кто именно добавил дряни в мой бокал или еду вообще, собираясь отравить и хозяина… как спасаться-то? Каким оружием?

— Медика, немедленно!

— Грим…

Больше никто не поможет!

Шариз неуклюже вскочил, опрокинув стул, в два болезненных спешных шага добрался до меня. Подхватил под руки и потащил к окну. Тело все стало странное, не только ноги. Голова еще соображала, слух и зрение не теряли восприятия полностью, а двигаться — никак. Мелькнула служанка, — они уже в четыре руки уложили на кушетку, плеснули водой в лицо. Открыли окно прямо надо мной и приподняли к свежему воздуху.

— Рвотное, дура, хоть что-нибудь! Спринцовку, быстрее!

— Гри-и-и-им…

Я почувствовала на лице дуновение. Это еще не Безымянный, это братишка-ветер, что приглядывает за мной. Он сейчас донесет призыв, примчит сюда моего Патрика… моего Пилигрима!

Когда все началось, я с удивлением поняла, что могу думать и чувствовать при том, что голова зазвенела, завизжала воспалением, и походила на вагон трамвая, который кто-то разогнал со скоростью света. Удивилась тому, что удивилась. А еще обрадовалась с одной стороны и немного разочаровалась с другой — прилетел ветер.

Шарахнуло не только в открытое окно, но и в другие два, выбив их со звоном. Порыв оказался мощным — он сбил все легкое, потом шевельнул тяжелое, и в огромную комнату втиснулся ураган, сметая интерьер в хаотичный бардак из вещей.

Я обрадовалась, что ветер услышал и сейчас куда-нибудь унесет, где помощь. А разочаровалась, потому что хотела Грима. Если время упущено и судьба умереть, то хоть сказать сокровенное на прощанье!

Шариз не струсил. Он сволочь, а, может и не сволочь… но я чувствовала, что он по-прежнему держит меня и даже прикрывает от залетных легких вещей, чтобы не ударили.

А потом рвануло! Человек соткался из материи посреди гостиной, как будто вспыхнул столп темного пламени, весь подвижный и разрываемый во все стороны ветром.

Бледные руки вскинулись, стены поехали назад, а Шариз придушенно вскрикнул. Перекошенное и яростью, и ужасом лицо Грима было страшным, бледным до бумажной прозрачности, и глаза — огромные! Две настоящие бездны, притянувшие ближе, и схватившие меня как пленницу. Я падала в пропасть со свистом в ушах. А на самом деле… на самом деле он магической силой притянул, и схватил — крепко и близко, всю прижав к себе. Было бы блаженство, если бы не так дурно. Умру — так умру счастливой! В лапах дракона, рядом с его холодным, но бьющимся сердцем!

Комната исчезла.

Не померла.

Принюхалась к ярким больничным запахам, прислушалась к телу, и только потом открыла глаза, убеждаясь — я живая и я в палате. Никогда не забуду тех месяцев, что пришлось провести в больнице — удавиться хотелось не столько от долгой боли и процедур, сколько от скуки.

Фу… подташнивало, и голова немного закружилась, когда села на кровати и стала осматриваться. Еще три места и все пустые. За окном день, только какой? Этот же, или провалялась сутки и больше? Я жаждала новостей и объяснений! Голова, не смотря на муть вестибулярного аппарата, сразу включилась — мысли ясные, все вспомнилось. Я словно хорошо выспалась и ослабла от голода.

Где мой нож? Где все мои вещи — пальто и новые сапоги? И когда уже кончатся приключения, после которых нужно выяснять судьбу своего оружия?

А я ведь видела Грима на отравленную голову! Пьяный Миша узрел монстра в крови, А я и близко нет! Значит, — вранье.

— Есть кто? Ау!

В коридоре раздались шаги и из-за двери выглянула медсестра Олли. Зашла.

— Очухалась?

— Привет. Что со мной? Сколько прошло дней или часов? Когда могу уйти? Кто-нибудь приходил? И где?.. Э-э-э…

Как спросить: где тот, кто меня сюда притащил? Где мой Грим? Безымянный? Тот самый черный колдун, отшельник, которого весь город боится как чумы и ходячей смерти?

— Прошли сутки. Будешь себя хорошо вести, выпишем завтра. Пока никто не приходил, но врач утром позвонил… как же его… Ульриху! Тому парнишке, что навещал тебя во время лечения в прошлый раз. Извини, других контактов не было.

— Где мои вещи? Нож был при мне?

— Был. Успокойся, воительница. Докладывай, как себя чувствуешь.

Я все рассказала, вплоть до голодных спазмов в желудке.

— Уже аппетит? — Удивилась Олли. — Быстро ты лечишься. Но пока я могу принести воды, ничего нельзя еще часов шесть, потерпи.

— Яд?

— Яд.

— А как я здесь оказалась? Что, под дверь подбросили?

Медсестра прямо посмотрела мне в глаза, с выражением «глупый вопрос», и с расстановкой протянула:

— Тебя. В процедурную. Принес доктор.

— Сам?

— Сам. А ты неблагодарная девочка, хоть бы раз заглянула, навестила, а то подарки присылаешь, а лично ни разу не появилась.

— Не хотела. Я очень не люблю больницы, а в гости домой… — поморщилась. — Нет, не неловко, а… тоже не хочется. Прости, Олли, но я не собиралась заводить друзей, даже таких прекрасных как ты или доктор-врач.

— Не собира-лась? А теперь?

Вместо ответа я ей улыбнулась, и получила добрую улыбку в ответ.

Она принесла воды, заставила выпить до дна:

— Там микстура. Еще поспи, тебе нужно.

— Неа…

А веки сами тяжело опустились, и я вновь провалилась в сон.

Так мне хотелось узнать новости, что зубы сводило. Но вечером Олли и врач на осмотре отказались что-либо говорить, прикрываясь банальным «нужен покой». Все, что смогла — позвонила с поста медсестры Агни домой, знала ее номер, и выяснила, что со «Шкурами» на самом деле все хорошо, Шариз не соврал.