Якивнул, авпамяти невольно промелькнуло воспоминание обамране, гигантском белом пауке, затесавшемся среди моих предков, чьи сородичи правили одним изэтих теневых королевств.

—Рудокопство всегда было одной изсамых опасных профессий,— жрец вздохнул.— Под землей слишком много потустороннего, непохожего наназемных тварей. Сперва, столкнувшись снападениями, люди подумали, что это лишь новые подземные монстры, носкоро поняли, что тевели себя слишком непривычно. Неубивали людей, непожирали, непытались превратить винкубаторы для своих личинок, аутаскивали еще живыми всияющие фиолетовым цветом арки, которые схлопывались, едва маги пытались последовать заними, чтобы спасти похищенных. Количество нападений росло ежечасно, ивскоре все работы вшахтах были остановлены. Однако после этого новые твари начали появляться уже наповерхности инападений стало еще больше. Тогда-то Пресветлая Хейма иявила себя, ипоказала людям, как справляться сэтой напастью.

—Уменя такое подозрение, что это оказалось небыстрым делом,— сказал я.

—Небыстрым,— согласился жрец.— Наэто ушло несколько десятилетий. Новконце концов все теневые королевства были запечатаны божественной печатью.

—Итвари оттуда больше немогут проникнуть кнам?— уточнил я.

—Одиночные иногда проникают,— ссожалением отозвался жрец.— Все жесовремени наложения печатей прошло больше тысячи лет. Нопоодиночке теневые твари немногим опасней обычных демонов имонстров, скоторыми справляются маги, мастера А-та имои собратья.

Фреска, изображающая пятый аватар, отличалась отостальных. Если тевыглядели как реалистичные картины среза жизни, товэтой все, начиная сярчайших красок, особенно переизбытка золота, изаканчивая фигурой богини, было слишком— слишком ярким, слишком слепящим, слишком неестественным. Исама богиня тоже— кто бынисоздавал эту фреску, несомненно использовал магию, поскольку кожа богини светилась изнутри. Она была больше самой жизни, авсе изображенные там люди— неболее чем плоские блеклые фигурки, существующие лишь для того, чтобы оттенить еевеличие.

—Хейма-Победительница,— произнес жрец стаким глубоким благоговением, какого неудостоился ниодин изпрежних аватар.

Япригляделся книжней части фрески— то, что сперва показалось мне черной пожухлой травой уееног, было крохотными фигурками демонов, мертвых или умирающих.

—Три века назад богиня спасла людей отсамого страшного нашествия демонов современ Прибытия. Она остановила ихмерзкого владыку иразвоплотила Костяного Короля, его первого военачальника. Она развернула орды Темного Юга изаставила вернуться вокеанскую бездну Великого Кракена…

Мне вспомнилось тосущество сомножеством щупалец, которое яувидел глазами Корневой Башни. Тоже кракен, только мелкий, как Башня сказала. Интересно, насколько велик был Великий Кракен? Жаль, что наэтой фреске нанего небыло инамека.

Яотступил нашаг назад, изучая картину, ивновь обратил внимание наруны, которые огибали рисунок ивыглядели больше узорами, чем словами. Ноесли приглядеться, томожно было ихразобрать.

—«Высшая цель— выживание человечества»,— прочитал явслух.— «Высшее благо— процветание человечества».

Именно эти две фразы повторялись нафреске вновь ивновь. Инетолько наней— посмотрев вбок, яувидел насоседней тожесамое.

—Что это?

Жрец сложил руки угруди.

—Это главная заповедь Церкви.

Звучало как-то пессимистично, особенно первая часть.

Хотя, сдругой стороны, вэтом мире, вокружении монстров идемонов, такая заповедь ибыла самой естественной.

Япротянул руку, обводя пальцами еесамые первые руны, ивдруг ощутил, что падаю, ноненакаменный пол, акуда-то вбездонную черноту.

Одно, два, три мгновения— ичернота рассеялась, явив реальность, совсем непохожую напрозрачное спокойствие храма. Передо мной инадо мной возвышался город. НеБроннин. Этот чужой город был явно больше истарше, его стены втри раза выше, его ворота украшены кованными узорами, аров вокруг его стен, заполненный ядовитой водой— каким-то образом ясразу понял, что она ядовита,— был широк, как река.

Новсе его защиты неимели значения, потому что всего через несколько мгновений после того, как янанего впервые взглянул, онвспыхнул черным огнем.

Яникогда невидел такого огня прежде. Черные языки пламени пожирали стены, превращая крепкий камень впесок, расплавляли ворота, высушивали воду ворву. Кто бынинаправил это пламя нагород, силу онниэкономил.

Вот стены пали изаними яувидел дома, людей, сизый дым— дым отчерного пламени был таким же, как отобычного. Пламя надвигалось, нещадя никого…

Реальность сдвинулась вновь, ияопять увидел тот жегород, опять целый, только вэтот раз его осаждали полчища тварей, напоминающих гигантских сверчков, каждый размером слошадь. Они ползли вверх постенам, даже, кажется, незамечая гибели своих собратьев, которых убивали защитники города.

Иопять изменение реальности, только теперь нагород нападало неживое. Теперь нанего шли десятки гигантских смерчевых воронок, вспыхивающих молниями, громыхающих все ближе иближе…

—…господин!— донеслось доменя будто откуда-то изглухой ямы.— Господин! Что свами? Очнитесь!

Реальность сдвинулась еще один раз, ияувидел рядом ссобой встревоженное лицо жреца. Оказывается, я, опираясь спиной оближайшую колонну, медленно сползал поней напол, абедняга-жрец пытался удержать мой немалый вес одной рукой, другой вцепившись всвою трость, чтобы неупасть самому.

—Что свами было⁈— спросил жрец, убедившись, что ябольше несобираюсь падать.

—Я…— перед моим мысленным взором все еще стоял город, только что трижды атакованный и, возможно, погибший. Что это было? Опять воспоминание? Нопочему такое странное, будто разные вариации одного итого жесобытия?

—Япочти неспал сегодня ночью,— произнес янаконец.— Непривык ктакому, вот голова вдруг изакружилась. Прошу прощения забеспокойство.

Оправдание было слабым, нопридумать ничего лучше янесмог.

—Япрежде полагал, что молодежь способна танцевать всю ночь напролет, анаследующий день вести себя как нивчем небывало,— пробормотал жрец.

—Ну… ятоже так думал,— ясделал несколько осторожных шагов, нореальность больше неменялась. Значит, причиной послужило топрикосновение крунам нафреске. Так, зарубка себе напамяти— никогда этого неповторять!

—Благодарю вас, светлейший, заваше время ирассказ,— ясклонил голову, сложив руки угруди взамок.

—Приходите еще,— предложил жрец, мягко улыбаясь.— Иаватары Пресветлой Хеймы, иееслужители совершили немало других славных деяний, запечатленных настенах этого храма, мне будет вудовольствие рассказать оних. Выникого непотревожите, доконца фестиваля явхраме один,— напоследних словах его улыбка пропала, аналице промелькнуло печальное выражение.

Пятый день фестиваля походил напредыдущие четыре вовсем, кроме одного— чувство покоя, защиты идоброжелательности, обнявшее город ссамого начала праздника иккоторому яуже успел привыкнуть, ослабло. Яощутил это ссамого утра, едва проснулся.