как и Бет, но, судя по его виду, отнюдь не испытывает по этому поводу такого неудобства, как она. Впрочем, у него-то ноги достают до пола.

— Ты опоздал! — шепчет она.

— Я долго не мог ничего найти.

— Что было в пакете?

— Белка.

— Фу. Гадость какая. Почему нельзя было просто купить какого-нибудь птичьего корма в магазине?

— Потому что вся затея была ради того, чтобы сэкономить двадцать баксов. Если я буду покупать ему еду, смысл теряется.

— Где ты нашел эту белку?

— На Майлстоун-роуд.

— Ты руки-то потом хоть вымыл?

Прежде чем Джимми успевает что-либо ответить, доктор Кэмпбелл возвращается — судя по запаху, с мертвой белкой в руках, на мгновение приоткрывает клетку, затем запирает ее (Бет специально обращает на это внимание), после чего усаживается обратно в свое кожаное кресло и с улыбкой хлопает себя по бедрам.

«Что, руки сегодня вообще никто мыть не собирается?»

— Давайте приступим, — говорит доктор Кэмпбелл.

Никто не отвечает. Бет с Джимми сидят, погрузившись каждый в свое уютное привычное молчание и неуютную диванную подушку. Бет косится на Джимми, который разглядывает свои немытые, трогавшие дохлую белку руки. Потом на Оскара, у которого из желтого клюва торчит слизкий кусок этой самой белки. Его черные хищные глаза все так же внимательно следят за ней.

— Джимми, — говорит доктор Кэмпбелл. — Давайте начнем с вас.

— Ну, э-э… мы разошлись. Мы женаты четырнадцать лет, и мы разошлись, а теперь пытаемся сойтись обратно.

Джимми складывает руки в замок и ждет. На этом все. Это его резюме.

«Фас, Оскар. Давай выклюй ему глаза».

— Мы разошлись, потому что он изменил мне, и я не уверена, что хочу сходиться обратно.

— Хорошо, — говорит доктор Кэмпбелл, не выказывая ни намека на возмущение поведением Джимми, ни готовности встать на ее сторону, как надеялась Бет. — Джимми, почему вы изменили Бет?

Джимми принимается ерзать и еще глубже увязает в своей подушке. В комнату вальяжной походкой входит черный кот с белыми лапками и, мимоходом задев хвостом болтающиеся ступни Бет, сворачивается клубочком на полу у одного из окон, на солнышке, чуть за границей тени от одной из книжных башен. У Джимми аллергия на кошек.

— Я не знаю.

— Бет, а вы как думаете, почему он вам изменил?

«Этот их „Солт“ — один сплошной секс, и Анжела тоже один сплошной секс, а я нет, я его больше не привлекаю, он меня больше не любит, он придурок, он лжец, он изменник, он мужчина».

— Я хотела бы для начала услышать версию Джимми.

Бет с доктором Кэмпбеллом выжидательно смотрят на Джимми. Еще один кот, на этот раз серый, влетает в комнату и сгоняет черного с солнечного местечка на полу. Оба скрываются за диваном. Оскар курлычет и хлопает здоровым крылом по клетке. Джимми потирает нос и откашливается.

— Послушайте, я знаю, что был неправ. Я поступил плохо и очень сожалею об этом. Я надеялся, что мы сможем оставить это в прошлом и начать все сначала. Если мы начнем пережевывать эту тему заново, разве это не будет всего лишь бессмысленно растравлять чувства Бет?

— «Пережевывать заново» значило бы, что это уже когда-то было пережевано. А мы, вообще-то, никогда эту тему не обсуждали, — замечает Бет.

— Бет, вы простили Джимми?

— Нет.

— Вы готовы оставить его измену в прошлом и начать все сначала?

— Нет.

— Если вы хотите снова быть вместе, очень важно, чтобы вы оба осознали, почему это произошло, и научились как-то жить с этим. Если вы не сделаете для себя никаких выводов и просто сойдетесь обратно, с большой долей вероятности рано или поздно все повторится снова. Так что вам придется сделать над собой усилие и обсудить некоторые вопросы, которые будут неприятными и даже болезненными для вас обоих, понимаете?

Где-то в глубине дома звонит телефон. Доктор Кэмпбелл продолжает преспокойно пить свой кофе, как будто ничего не слышит. Все трое сидят в молчании. Телефон перестает звонить. Все трое сидят в молчании.

— Она постоянно была мной недовольна. Я не помню, когда я в последний раз пришел домой и она была рада меня видеть.

— Ты приходишь домой в два часа ночи! Я в это время обычно сплю, Джимми. Прости, что не вскакиваю и не мчусь каждый раз встречать тебя у двери с тапочками в зубах и сигарой.

— Ты с трудом переносила мое присутствие еще до того, как я устроился в бар.

— Ты не работал. Я с трудом переносила тот факт, что ты не работаешь. Ты целыми днями слонялся по дому в плохом настроении, разводя повсюду свинарник, который мне приходилось убирать, как будто у меня и без того мало дел по дому. Как будто ты живешь в отеле, а я уборщица.

— Все в этом доме должно быть в точности так, как она считает правильным. Все должно быть идеальным. Но я не идеален, Бет. Идеальных мужчин не существует.

— А я и не ищу идеального, Джимми. Меня вполне устроит нечто среднее между недовольным жизнью изменщиком и идеалом.

Он ничего не отвечает. Она скрещивает руки на груди и принимается болтать ногой, довольная, что последнее слово осталось за ней.

— Ладно, Джимми. Давайте вернемся к нашему обсуждению, — говорит доктор Кэмпбелл, мягко возвращая их обоих к нужной теме, как будто он родитель, а они два дошкольника. — Вы чувствовали себя нежеланным и несчастным. Вы говорили с Бет о том, какие чувства испытываете?

— Нет, но это и так было очевидно.

— Может, да, а может, и нет. Не говоря Бет о своих чувствах, вы не дали ей шанса ни помочь вам, ни что-либо изменить. Вы должны говорить ей о своих потребностях, быть откровенным, давать Бет возможность понять, что с вами происходит. К несчастью, мы, люди, не умеем читать чужие мысли.

Джимми кивает.

— Бет, вы были недовольны Джимми?

— До того, как я узнала, что он мне изменяет?

— Да.

— Ну да, а кто на моем месте не был бы недоволен? После того как он перестал заниматься ловлей гребешка, он нигде не работал. Его довольно трудно было выносить.

— Ну так и ты тоже не слишком меня поддерживала, — говорит Джимми.

— В каком смысле? Как это я тебя не поддерживала?

— Как только мы встречали кого-то знакомого, ей непременно надо было сразу же всем рассказать, что я бездельник.

— Я никогда такого не говорила. Я упоминала об этом при других людях только ради того, чтобы они знали, к кому обращаться, если у них будет какая-нибудь работа.

— А ты? Я что-то не видел, чтобы