Алексей вздохнул, тихо, но с облегчением. Я все это времярта не раскрывала, во-первых, из уважения к высокому собранию, во-вторых, изопасения, что меня могут опознать по голосу. Хотя хрипловатый голос вчерашнейдивы существенно отличался от моего сегодняшнего повизгивания.

Меня отправили в другую комнату, где я пару часов изнывалаот тоски и беспокойства. Наконец на пороге возник Алексей, и отправились мыдомой. Всю дорогу он молчал и все как-то косился на меня, вызывая в душетревогу. Я даже начала всерьез прикидывать: может, покаяться и все ему самойрассказать? Однако Лешкина реакция была непредсказуема, а рисковать накануневеликого дня все-таки не стоило. Мы вошли в дом. Алексей, минуя холодильник,направился в комнату, где располагался его арсенал, а я пригорюнилась. До чегопарень дотошный, беда с ним. Я пристроилась на диване и на дверь поглядывала.Вскоре Алексей появился. Лицо у него было… в общем, ничего хорошего выражениеего физиономии мне не обещало.

— Где пушка? — спросил он.

— Чего? — начала я, хлопая глазами. Но валятьдурака мне вдруг расхотелось, я сжалась под его взглядом и испуганно ответила:

— В речке. Я ее выбросила.

Тут случилось нечто совершенно неожиданное. Вместо тогочтобы грохнуть кулаком и заорать, Алексей побледнел, как недавно у крестного,правой рукой вцепился в стол и тихо сказал:

— Я тебе категорически запрещаю… — Правда, овладениевысоким стилем на этом и закончилось. Только o уши навострила и глаза выпучилаот неожиданности, как Лешка по столу грохнул и заорал:

— Дура несчастная, ты это сделала? Поверить не могу…

Он вдруг весь затрясся, а потом очень натурально схватилсяза сердце. Судя по лицу, ему в самом деле было нехорошо.

— Алеша, — испуганно позвала я.

— Да ты хоть понимаешь… — Он сел, но тут же вскочил изаорал:

— Какого черта ты лезешь в мои дела? Я с тебя шкуруспущу!..

Он схватился за ремень. Я мгновенно вскочила и кинулась вкухню, прошмыгнув мимо него. Реакция у Лешки в связи с переживаниями сталаникудышная, так что, когда он вслед за мной на кухне появился, оченьразгневанный, я уже вооружилась сковородкой и сразу предупредила:

— Только подойди, я тебе нос третий раз сломаю.

Дудки, я для него на все готова, но колотить себя почем зряи ему не позволю. Алексей несколько секунд раздумывал, потом отшвырнул ремень иначал грязно ругаться. Я аккуратно поставила сковородку и села на стул,пережидать бурю.

— Как тебе это в голову пришло? — рявкнул Лешка,нависая надо мной.

— Очень просто пришло, — пробормотала я. —Никуда бы ты в воскресенье не поехал, знаю я тебя. Так бы и бегал за своимСерым, пока не убил бы. А тебе нельзя…

— Мне нельзя, а тебе можно? Кто говорил, никакойуголовщины? — Тут я сочла нужным зареветь и заревела.

— Здрасьте-пожалуйста, теперь она слезы льет… Да тыхоть понимаешь, как тебе повезло?

— Понимаю, я же не дура, — размазывая слезы,сообщила я.

— Хлопнуть Серого на глазах у трех охранников…

— У двух…

— Заткнись. Господи… да ты хоть умом своим убогимсоображаешь, что б они с тобой сделали, если бы засекли?

— Но ведь не засекли, верно? Чего ж теперь кричать,Алеша? Мне намного спокойнее стало. И тебе охотиться не на кого. Нету Серого,умер.

— Да плевать мне на Серого! — рявкнул Алексей,грохнув кулаком. Стол и я одновременно подпрыгнули. — Понимаешь, плевать!Мне б тебя из дерьма вытащить, а ты такой номер отколола! Ты знаешь, кто такойСерый? Ты понимаешь, мать твою, что крестный не дурак и тебе ни на грош неповерил, и теперь я ему за твою жизнь по гроб должен?

Тут я заревела уже по-настоящему, потому как все происшедшеепоказалось не только опасным, но и глупым, а наш отъезд совсем ужпроблематичным. Алексей метался по кухне, а я ревела в три ручья. Вдруг мыслиего скакнули в совершенно неожиданном направлении. Я даже слегка растерялась,когда он спросил:

— А что ты делала с ним в отдельном кабинете?

— Ты за кого меня принимаешь? — вытаращила яглаза.

Он как будто смутился, но тут же опять заорал и ногамизасучил. Пришлось оправдываться:

— Вдвоем мы были минут десять, выпили шампанского, ясерьгу уронила, он наклонился поднять… так все удачно сложилось. А потом янемного посидела, чтобы у охpаны подозрений не возникло.

— Что? — Алексей даже рот раскрыл. — Ты егопристрелила, а потом немного посидела рядом?

— Да, — кивнула я, чувствуя себя очень неуверенно.

— Не слабо, — тяжко вздохнул Алексей. — Даесли бы охранник вошел…

Он даже головой затряс, так ему худо стало, а я спросилатревожно:

— Алеша, мы ведь уедем, да?

— Да, — вздохнув, сказал он и меня обнял.

Я обрадовалась и уточнила:

— Сразу?

— Да уж, конечно, не то ты еще кого-нибудь замочишь… —Он помолчал и сказал намного спокойнее:

— Давай-ка договоримся: если ты что-нибудь замыслишь, яоб этом должен знать первым. И никаких военных действий. У меня без того головаболит, чтоб еще твои тайны разгадывать. Уяснила?

— Я ведь пошла на разведку, — сочла я нужнымоправдаться. — И все так удачно сложилось.

— Заткнись. Еще раз у тебя что-нибудь удачно сложится,и можешь быть уверена, на задницу ты всю оставшуюся жизнь уже не сядешь… А чтоза мужики с тобой были? — опомнился Алексей.

Я рассказала, он головой покачал и заметил:

— А ведь крестный прав, спиной к тебе поворачиваться нестоит.

— Дурак твой крестный! — разозлилась я. —Много он понимает. Я тебя люблю и что-то сделать была должна, а он… у менятакое впечатление, что он тебя ревнует.

Алексей как-то странно покосился, но ничего не сказал. Мыпонемногу успокоились. Я перебралась к нему на колени и чувствовала себя почтисчастливой. Мысли мои сами собой обратились к завтрашнему дню.

— Алеша, у тебя бронежилет есть? — задумчивоспросила я.

Он слабо дернулся, потом ответил:

— Нет.

— А нельзя достать?

— А на кой черт, не скажешь?

— Завтра Эдичка явится, вот увидишь. Будет опасно.