Пруденс прилагала отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться.

– Это весьма неприличная история, – сказала она с дрожью в голосе. – И уж конечно, не предназначена для ушей леди.

– Может быть, и не предназначена, – согласился он миролюбиво, – но не сомневаюсь, что «Леди Мейфэра» нашла бы ее весьма забавной.

Она встретила взгляд его смеющихся глаз.

– Признаться, я не нахожу ничего достойного леди в вашей «Леди Мейфэра», мисс Пруденс Дункан. Вам не удастся ввести меня в заблуждение. В вас нет ни капли чопорности и ханжества, как и в ваших сестрах.

Пруденс капитулировала и рассмеялась. Гидеон вторил ей. Он на мгновение отвлекся, и шест выскользнул у него из рук, вместо того чтобы упереться в илистое дно реки. Смех его мгновенно замер. Отчаянно чертыхаясь, он потянулся за ним, качнувшись на корме лодки, когда пытался достать шест. Вода плеснула на корму, прямо ему на ноги. Пруденс покатилась со смеху и никак не могла остановиться.

Так ему и надо, этому самоуверенному франту!

Наконец Гидеону удалось ухватиться за шест, он восстановил равновесие и теперь стоял на корме устойчиво, правда с мокрыми ногами.

– Ничего смешного, – сказал он напряженным тоном. Должно быть, его уязвило то, что он предстал перед ней в столь неприглядном виде.

Пруденс сняла очки и вытерла выступившие на глазах слезы.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я не хотела смеяться над вами. Но вы выглядели так забавно, когда сражались с шестом, будто боролись с морским змеем, как современный Лаокоон.

Гидеон нe снизошел до ответа. Она вынула руку из воды, почувствовав, что пальцы онемели от холода, и участливо заметила:

– У вас промокли ноги. Вы припасли сухие носки?

– Зачем? – спросил он довольно кислым тоном.

– Попытаемся купить их на обратном пути в отель. Нельзя же ехать до Лондона в насквозь промокших носках. Вы простудитесь. Может быть, в гостинице нам удастся устроить для вас горчичную ванну. Говорят, это предотвращает простуду. Не хотите же вы... О-о!

Ее речь была прервана, потому что Гидеон с силой вытащил шест и на нее обрушился фонтан брызг.

– Вы сделали это намеренно, – укорила его Пруденс, смахивая капли воды с платья и отряхивая ноги.

– Вовсе нет, – возразил он с самым невинным видом. – Это была роковая случайность.

– Лжец! Я ведь думала только о вашем благополучии.

– Лгунья! – парировал он. – Вам хотелось посмеяться надо мной.

– Но ведь это правда выглядело забавно, – согласилась Пруденс, – в дополнение к вашей истории.

Смех и неподдельное веселье оживили ее, на щеках появился нежный румянец, а очки, лежавшие теперь на коленях, не скрывали блеска глаз. Гидеон подумал, что, пожалуй, стоило потерпеть это некоторое неудобство, чтобы увидеть Пруденс такой.

– Раз уж мы оба вымокли, думаю, пора поворачивать назад, – сказал Гидеон, глядя на небо сквозь нежно желтевшие ветки плакучих ив, окаймлявших берег. – Как только солнце зайдет, станет по-настоящему прохладно.

– Пожалуй, поездка домой обещает быть очень суровой, – промолвила Пруденс.

Она надела очки, заметив, как внимательно он разглядывал ее минуту назад.

Этот взгляд был задумчивым и явно оценивающим. Атмосфера наэлектризовалась. Напряжение росло.

– У вас же есть ваши меха, – напомнил он ей. – К тому же мы остановимся в Хенли пообедать.

Они выбрались из лодки и быстро направились к церкви Святого Джайлза.

– Гидеон, – заговорила Пруденс, когда они проходили мимо магазина готовой мужской одежды, – я слышу, как хлюпает вода в ваших ботинках. Давайте зайдем и купим вам носки.

– Не хочу признаваться какому-то торгашу, что промочил ноги, катаясь на лодке, – заявил он.

– В таком случае предоставьте это мне.

Прежде чем он успел возразить, Пруденс исчезла в лавке, предварительно позвонив в колокольчик. Через пять минут она появилась с бумажным мешком в руках.

– Вот. – Она протянула ему мешок. – Пара черных носков. Большого размера. Размер я выбрала наугад, но решила, что ноги у вас едва ли маленькие.

Он взял мешок и заглянул внутрь.

– Да на них узор!

– Это не узор, просто рельефный рисунок на шелке, – успокоила его Пруденс. – Скажите спасибо, что я не купила вам плед.

В Хенли они остановились в той же гостинице, где утром пили кофе. Уже стемнело, и Пруденс поспешила в теплую светлую комнату, радуясь, что захватила меховое манто. На мгновение она попыталась угадать, заказал ли Гидеон столик заранее. Разумеется, заказал.

Этот человек никогда не полагался на везение. Их приветствовали, как долгожданных гостей, пригласили в уютный отдельный кабинет, где от камина распространялось живительное тепло. На буфете стояли графины с хересом и виски, и, пока Пруденс снимала верхнюю одежду, Гидеон разливал напитки.

– Похоже, вас здесь знают, – заметила Пруденс, принимая от него стакан и усаживаясь у камина в глубокое кресло, прикрытое чехлом.

– Это мое любимое место со студенческих времен. – Он опустился в кресло напротив. – Я позволил себе смелость заказать обед заранее.

– По телефону?

– А как же иначе?

Он потягивал виски.

– «Собака и куропатка» славится эйлсберийской уткой. Ее жарят и подают с апельсиновым соусом. Очень вкусно. Надеюсь, вам понравится.

Его тон показался Пруденс несколько взволнованным и неуверенным, и ей было очень приятно сбить с него спесь и обычное превосходство.

– Я люблю жареную утку, – сказала она.

Он улыбнулся и встал, неторопливым движением распрямив свое длинное тело. Точь-в-точь как лев, готовящийся к ночной охоте, подумала Пруденс. Внезапно атмосфера в комнате будто изменилась. Исчезли расслабленность и нега, зато появилось напряжение, на мгновение возникшее, когда они катались на лодке. Гидеон стоял, прислонившись спиной к каминной полке, опираясь одной ногой о каминную решетку, и смотрел на нее.

– Пруденс.

Он произнес ее имя нежно и задумчиво. Взгляд его серых глаз снова показался ей напряженным и пытливым.

Она поборола желание снять очки, помня, какое действие оказывает на нее его жаркий и пристальный взгляд, и зная, как трудно его выдержать без этих защитных стекол. Она чувствовала себя очень странно. Как-то легко. И это ее насторожило.

Она замерла в своем кресле. Гидеон отошел от камина и в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние. Пруденс продолжала сидеть неподвижно. Он склонился над ней, опираясь руками о подлокотники ее кресла. Лицо его оказалось совсем близко. Она ощутила тепло его дыхания на щеке, и ей даже показалось, что в его серых глазах засверкали искры и рассыпались и обожгли ее; взгляды их снова скрестились, будто спаянные. Ее голова откинулась на спинку кресла, открыв беззащитную шею, и в этом движении была покорность и готовность сдаться, а из уст ее вырвался легкий вздох.