— Вы собираетесь ночевать дома? — поинтересовалсяБорис, с тревогой глядя на Милу.

— Да. Только не вздумайте сидеть в подъезде. Если еще ивас убьют…

— Но… — попытался возразить Борис, хлопая честнымиглазами.

— Я все про вас с братцем знаю. Мы с Асей довольнодолгое время провели на балконе и все-все слышали. И про дедушку, и пронаркотик, и про незнакомца. Ох, ну и здорово же вы сбили меня с толку! Чеготолько я про вас не думала!

— Мы не желали вам зла, — скромно потупился Борис.

Муха плотоядно облизнулась, глядя на его смущение.

— Ну, вина на вас, безусловно, есть, — сварливосказала Мила. — Вы меня обнадежили! Я ведь ждала результатовпрофессионального расследования.

— Э-э-э… — промямлил Борис, не поднимая глаз.

— Ладно-ладно, — сказала Мила. — На первыйраз прощается. Но теперь-то мне что делать? Ума не приложу!

— Мы с Константином как раз сейчас собираемся обсудитьэтот вопрос.

— Обсуждайте, — разрешила Мила. Она считала, чтоэти двое несут за нее определенную ответственность.

— Но вам точно никто не звонил? И никому из вашихзнакомых ничего не просил передать? — уцепился за нее Борис, стараясь неглядеть на возбужденную Муху.

— Ни-че-го, — по слогам ответила ему Мила. —И вообще я думаю, что тот таинственный тип, который заключил сделку с вашимдедушкой, просто-напросто надул его с телефоном. Может быть, он вообще назвалему первые пришедшие в голову цифры?

— Но зачем?! Сначала он обрывает с дедушкой контакты, апотом оплачивает его лечение в европейской клинике? Вы представляете, какие этоденьги?

— Ну… Может быть, ему дорог ваш дедушка, и он имеет нанего виды, но себя раскрывать не хочет? Что ему мешает поддерживать с вашимдедушкой одностороннюю связь?

— Да, это так, — согласился Борис, стряхивая сосвоего ботинка хвост разлегшейся на площадке Мухи. — Но разве неподозрительно, что как раз в это время вокруг вас началась какая-то возня?

— Не просто возня! Убили двух человек. Толика Хлюпова,на месте которого должна была быть я, и Сашу Листопадова, который меня охранял!

— Не понимаю, — пробормотал Борис. —Допустим, вас прикончили… — Мила вздрогнула. — Ну, это всего лишьпредположение, — поспешно добавил он. — Кто и что от этого выгадал?При чем здесь наркотики? Наш дедушка? Для кого вы являетесь помехой? Может быть,вы знаете что-нибудь эдакое? Какую-нибудь страшную тайну?

— Я ничего не знаю, факт. И, кроме всего прочего, этоне тема для обсуждения в подъезде.

— Значит, завтра в милиции мы с Константином должныподтвердить вашу версию о том, что Листопадов был вашим сердечнымдругом? — перескочил на другое Борис.

— Да-да, прошу вас! Боюсь, что если сейчас вывалить намилицию весь этот ушат грязи, они запутаются и заподозрят меня.

— Пожалуй, — согласился Борис. — Но что выдумаете делать дальше? Судя по всему, вас совершенно точно решили прикончить.Вы, да и мы с Костиком, не можем так просто ждать несчастья! Что мы будемделать, оказавшись с вашим трупом на руках?

— Пошли вы к черту! — рассердилась Мила. —Придумайте что-нибудь сами, в конце-то концов! Муха, вставай. Еслипридумаете, — на секунду обернулась она, — не забудьте сообщить мне.

Она начала засовывать ключ в замок, но дверь не открывалась.

— Кто там? — послышался через секундувзволнованный голос Гуркина.

— Я, кто же еще? — буркнула Мила, пристальнонаблюдая за тем, как Борис поднимается по лестнице наверх.

— Здравствуй, Тыквочка! — на пороге стоялвзъерошенный Андрей. — Ой, собака! Откуда она?

— Соседская. Выдана мне напрокат для защиты отзлоумышленников.

Мила окинула Андрея оценивающим взглядом. Да, на немпростенькая рубашка и джинсы, и выражение лица совершенно стандартное. Почемуэто ей прежде казалось, что Гуркин выглядит жалко? Наверное, это она сама себянакрутила. Жалость — самая худшая спутница женщины. Из одной только жалостиженщина может наделать таких глупостей, совершить столько непоправимого!

— Как ты попал в квартиру? — спросила она гораздожестче, чем рассчитывала.

Гуркин захлопал глазами и растерянно ответил:

— Ты же сама мне дала ключи! После дня рожденияпрадедушки…

Он суетливо полез в карман куртки и добыл связку, котораяраньше принадлежала Орехову. Мила узнала ее по брелоку в виде крошечногоавтомобиля.

«Значит, Илья не соврал, — подумала Мила. — Ключиболтались где-то в квартире. Но зачем я вдруг вручила их Гуркину? Я ведь нехотела! И мое подсознание не хотело! Что, если Андрюша врет? Он сам мог найтиключи и присвоить их, а потом свалить все на меня, пьяную. Может, он пользуетсяэтими ключами уже давно? И без моего ведома проникает в квартиру? Спрятал здесьнаркотики, например? Звонит по телефону…»

— Что ты делал здесь один? — спросила Мила,скидывая обувь и проходя прямо в комнату. Она осматривала обстановку со всейпристальностью, на которую была способна. Муха последовала за ней и приняласьобнюхивать мебель, словно тоже прониклась подозрительностью.

— Я? Да ничего… — растерялся Гуркин. — Сидел…Читал… Лежал… У меня сегодня присутственный день, — осторожно напомнилон. — Ну… В том смысле, что я должен был прийти.

— Кофе будешь?

— Нет-нет, я сыт.

— И сыт, и пьян, выходит, — пробормоталаМила. — Ну, ладно, лежи дальше. А я на кухню.

Когда Мила доставала из сумочки кошелек, чтобыпроинспектировать свои финансы. Муха неожиданно взволновалась и начала соватьсвой мокрый подвижный нос прямо внутрь сумки.

— Ну, что тебе, что? — нетерпеливо спросила Мила,раскрывая сумочку пошире и позволяя овчарке обнюхать все как следует.

Муха заскулила и попыталась ухватить зубами свернутыйкомочком носовой платок.

— Ах, вот что тебя так заинтересовало! —воскликнула Мила, вспомнив, что в платок она завернула ту самую таблетку,которую стащила из пузырька Николая. — Интересно…

На взгляд Милы, таблетка ничем не пахла. Тем не менее Мухаволновалась все сильнее. Она тихонько повизгивала и скребла лапой линолеум.

— Что ж, — сказала Мила, отламывая от таблеткиполовинку. — Если Николай жив, значит, и для тебя это не смертельно.На-ка, съешь.

Мила протянула кусок таблетки на ладони Мухе. Та мгновеннослизнула «угощение» и, облизнувшись, уставилась Миле в лицо.

— А все! — заявила та. — Вторую половинку яприберегу. А чуть позже покормлю тебя чем-нибудь более подходящим для такойбольшой собаки. Лежать!

Муха послушно легла, однако через некоторое времявыскользнула из кухни, и тут же послышался негодующий крик Гуркина: