Я говорю о Дженне. О том, как меня спасла ее помада, о Муте, о семейных ужинах, на которых я чувствовала себя как дома. Мы смеемся как сумасшедшие, когда вспоминаю, как однажды сбросила ее в одежде в бассейн, а она утянула меня за собой, в итоге я заработала синяк под глазом, ударившись об ее коленку. И веселье только усиливается, когда я поясняю, что это произошло за день до школьной дискотеки; Дженна пришла в ярость, ведь она с трудом подобрала мне макияж, подходящий под платье, которое заставила меня надеть. Она совсем не рассчитывала, что основой под тени станет зеленовато-желтая кожа.

Но постепенно смех затихает, убаюканный нежным плеском волн о лодку и шумом, доносящимся из отходящего ко сну Локбрука.

– Если Нолан прав и мы все окажемся где-то в раю, – произносит Алекс, – то я хочу, чтобы Дженна дрессировала Уолли. По-моему, она единственная, кто справится с ним. Правда.

Нолан провожает меня до двери книжного магазина, и я почти решаюсь попросить его остаться со мной в орманской комнате. Однако он выглядит слишком усталым, чтобы провести ночь у книжных шкафов.

– До завтра? – осведомляюсь я.

– До завтра, – обещает он и вопреки моим ожиданиям не целует меня на прощание.

Я вижу, как в его глазах темнеет лес, будто весь окружающий нас свет лишает его яркости.

– Ты так и не поинтересовалась, что я не люблю в книгах, – замечает он.

Я не спрашиваю. Не желаю. Хочу продолжить притворяться, что впереди меня ждут бесчисленные ярмарки, которые я буду фотографировать, и бесчисленные ночи, в которые я буду засыпать голодной, потому что Уолли испортил ужин.

Только вот Нолан все равно рассказывает.

– Ненавижу концовки, – бросает он. – Ненавижу. Если история хороша, то никогда долго не продлится.

– Но мы продолжаем читать, – выпаливаю я, прежде чем успеваю мысленно сформулировать предложение.

Губы Нолана медленно растягиваются в ленивой улыбке, от которой пальцы на моих ногах поджимаются. Он наклоняется, коснувшись дыханием моего лба и щек, а потом снова возвращается в прежнее положение.

– Спокойной ночи, Амелия.

Пока я поднимаюсь по лестнице в странную гостевую комнату, в углу которой расположена раковина, в голове проносятся целые поезда мыслей, но я даже не пытаюсь выяснить, куда они направляются. Ведь я присутствую в каждом из них и собираюсь уехать обратно в Техас, далеко от Нолана.

Прежде чем я проваливаюсь в сон, в голове возникает несуществующая фотография. Я стою на платформе, в одном поезде сидит Нолан, а в другом – Дженна. Составы отправляются в противоположные стороны. Через окна они вытягивают руки, призывая уехать с кем-то из них.

Я засыпаю прежде, чем фотография укажет мне путь.

Следующим утром по жилам растекается спокойствие, ведь как только я выхожу из лифта, замечаю ожидающего меня Нолана. Я слегка опасалась, что он не придет, что так и не попрощается со мной. Хотя в этом случае я бы на него даже не обиделась.

– Хочу показать тебе кое-что, пока ты еще здесь, – объявляет он.

В его голосе звучит неуверенность. И я задумываюсь, что может заставить его колебаться, если он уже показал мне могилы своих сестер?

– Что? – осведомляюсь с притворной игривостью. – Собираешь странные чучела в стеклянных баночках?

– Нет, – фыркает он.

– Тогда у тебя постыдная коллекция неудачных мемов, которые ты так и не выложил, когда стал известным писателем?

За завтраком в кафе я продолжаю придумывать глупые варианты, один нелепее другого.

– Сценарии рождественских фильмов, – решаю я. – Н. Е. Эндсли – создатель одних из самых трогательных поцелуев в парках аттракционов.

Мы встаем из-за стола, Нолан меня совершенно не слушает. Вместо того чтобы пойти к лестнице, он направляется к орманской комнате, но останавливается на полпути к ней. Осматривает длинный коридор и заглядывает в две комнаты в его конце, точно подозрительный сурикат, исследующий местность на наличие хищников.

– Нужно поторопиться, – взволнованно бормочет Нолан. Он застает меня врасплох, когда припадает на пол и отодвигает ковер, за которым скрывается люк с кожаным ремнем. Нолан тянет за него, и люк открывается, как ставни на окнах; под ним оказывается короткая лестница, ведущая в темноту… пустоту книжного магазина.

– Стоп, что? – слышу собственный голос.

Сегодня меня все-таки убьет сумасшедший писатель-отшельник? Возможно, он проводит исследование для нового детективного романа и должен проверить, услышит ли кто-нибудь мои крики из страшного подземелья магазина.

– Пошли, – стонет Нолан, ступая на лестницу, и, с легкостью прочитав мои мысли, добавляет: – Амелия, не смотри так. Никто тебя не убьет. Залезай, пока никто не увидел.

Он бесцеремонно затаскивает меня за икры. Здесь слишком мало места, чтобы мы могли стоять бок о бок на лестнице.

Как только моя голова скрывается под полом, Нолан спускает ковер на место и с легким щелчком закрывает люк. Мы остаемся в полной темноте.

Я уже готовлюсь проверить свою теорию о крике помощи, но тут Нолан включает свет.

Н. Е. Эндсли создал вторую рабочую зону на первом этаже «Меры прозы», будто в этом месте и так не хватает очарования. Я считала, что моя душа уже получила свою дозу удивления и восхищения, но, оказывается, сильно ошибалась. Не могу удержать на месте руки и отпавшую челюсть.

Благодаря низкому потолку, комнатка не ощущается крошечной, хотя размером меньше крепости. В углу, занимая большую часть пространства, стоит железный письменный стол, а рядом с ним расположились ряды современных пластиковых полок, заполненных ежедневниками: в кожаном переплете, на пружинах, молескины[7]. Друг на друге стоят изящные резные деревянные сундучки; на них указаны даты, начиная с четырех или пятилетней давности и до настоящего времени. Также здесь находится множество изысканных пеналов, которые стоят не меньше хранящихся в них перьевых ручек, и скляночек с чернилами, которые больше подходят для магазина «Флориш и Блоттс», а не подвального помещения «У Вэл».

Впрочем, здесь им тоже место. Это помещение отражает Нолана: старый мир и новый; современный, но необъяснимо традиционный в своей меланхолии и противоречивом наполнении.

Нолан молча наблюдает. По его виду понятно, что он показывает мне нечто для себя важное, сравнимое с кладбищем, на котором похоронены его сестры, и отчаянно хочет узнать мои мысли.

Его взгляд вопрошает, готова ли теперь я остаться и перестать притворяться.