– Скорее всего, вы задаетесь вопросом, зачем я позвал вас на пристань. Плохая новость в том, что, к сожалению, мы лишены судна на плаву. Хорошая новость в том, что мистер Ларсон согласился одолжить нам на вечер свою лодку.

– А как же Нолан…

Алекс взмахом руки не дает мне договорить.

– Мы будем у пристани. Просто я решил, что лучше поужинать под звездами, чем в магазине.

Хватка Нолана усиливается.

– Можем недалеко отплыть, – предлагает он и, заметив наши лица, полные сомнений, добавляет: – Правда. Будет весело.

Я вижу, что Алекс собирается тактично отказать Нолану, поэтому решаюсь спросить:

– Тебе будет легко или тяжело находиться на воде?

Он отпускает мою руку и нежно отводит в сторону. Алекс старательно не обращает на нас внимание, пялясь в свой телефон.

– Думаю, легко, – шепчет Нолан. – Вдруг нас прибьет к острову, и тебе придется остаться.

– Или нас выбросит в Ормании, – поддерживаю я, потому что так притворяться проще всего.

– Боже, надеюсь, нет, – смеется Алекс, забывая делать вид, что отвлекся, – Уолли и пяти минут не проживет рядом с древесным рыцарем.

– Ты и пяти минут не проживешь рядом с древесным рыцарем, – язвит Нолан.

Парни продолжают пикировку, даже когда Алекс спускает лодку на воду и заводит двигатель. На бортах зажигаются огоньки, но Алекс уверяет, что ночью мы все равно далеко не отплывем.

Сдержав обещание, он глушит мотор, едва берег отступает от нас. В случае необходимости плыть недалеко, но находимся мы в стороне от Локбрука и книжного магазина. Создается впечатление, будто мы переместились в совершенно другое место.

Мы наблюдаем за звездами, когда Нолан заговаривает:

– Безупречно.

– Ничто не безупречно, – отвечает Алекс.

– Сейчас безупречно, – улыбаюсь я.

Это состояние длится еще пару минут, пока Алекс не объявляет о том, что Уолли помочился на переносной холодильник, запачкав наш тщательно продуманный ужин, состоящий из вина, сыра, крекеров и рулетиков мясной нарезки.

– Алекс, тех продуктов едва хватило бы, чтобы накормить кролика, – заявляет Нолан, заглядывая в пропитанный мочой холодильник.

– Это должна была быть шаркутерия[6]. К тому же кролики травоядные.

– Без разницы, – вздыхает Нолан. – Ужасно хочу есть.

Уолли, уловив перемену в нашем настроении, робко устраивается за штурвалом. Полагаю, будь у пса пальцы, он уже рулил бы к причалу.

Я склоняюсь над Ноланом, чтобы взглянуть на ущерб, причиненный наиглупейшей в мире собакой.

– Шаркутерия с французского означает «послешоковый перекус»? Потому что похоже на то.

– Ну, большая часть упакована, – бормочет Алекс, доставая пакет с сырными кубиками. – Может, их можно съесть?

В углу пакета стекает блестящая капля мочи, отчего мы с Ноланом шарахаемся назад.

– Хорошо-хорошо, – отмахивается Алекс, – не будем рисковать с едой. Но смотрите! – Он ликующе поднимает над головой бутылку. – Вино уж точно можно пить.

Нолан окидывает взглядом блестящую тару, намоченную либо льдом, либо мочой, и кивает.

– Ладно, но ты наливаешь.

Черное как смоль небо заставляет ощутить себя песчинкой мироздания, на нем виднеются только туманные разводы, которые могут быть или облаками, или далекими галактиками.

Завтра я уезжаю домой, но сейчас киты могут поплавать, окуная меня в забвение, в котором я буду помнить только о своем урчащем желудке и мощной спине Нолана, который оперся локтями о колени и раскачивает в руке бутылку. Ее точно должны были вытереть, потому что Алекс забыл стаканчики, хотя в их отсутствии также обвинил Уолли.

Нолан передает мне бутылку, и я, не раздумывая, делаю глоток. Где бы ни находилась Дженна, до нас долетает ее недовольство нашей пьянкой несовершеннолетних, и я пытаюсь успокоить подругу. «Алекс такой же ответственный, как и ты», – мысленно обращаюсь к ней.

– Вынашивает, – объявляет Алекс. Он вытянулся на одной из мягких скамеек. Уолли примостился у его ног, изредка полизывая выглядывающую между штаниной и обувью лодыжку.

«У него выдался тяжелый день», – добавляю я.

– Александр, к сожалению, Уолли не располагает нужными органами, чтобы кого-то выносить. Попробуй еще раз. – Нолан встает, слегка пошатываясь. Его немного повело то ли от близости озера, то ли от выпитого вина, то ли от всего вместе. Он устраивается на скамейке напротив друга, положив голову мне на колени.

Алекс бросает в него пробку, но промахивается, и та шлепается в воду. Уолли с лаем вскакивает, но одумывается, чтобы еще больше не напроказничать, и снова укладывается на ступни парня.

– Я говорил о том, что ненавижу в книгах, – поясняет Алекс, будто это было очевидно изначально. – Ненавижу, когда что-то, кроме человека, вынашивающего плод, описывается словом «вынашивающий». Как момент может вынашивать тишину? Он ее родить, что ли, собирается? Разве громко не будет?

Я отдаю бутылку Алексу, хоть он и не просил. Лежа на спине, тот неловко пытается сделать глоток и проливает часть вина себе на рубашку.

Я морщусь. «Ладно, – обращаюсь к Дженне, – сейчас не лучший пример, но клянусь: обычно он достаточно вменяем».

– У Александра поджарились мозги, – поддразнивает Нолан.

– Нет, – отвечает Алекс. – Ярмарка закончилась, они успокоились и теперь слегка под градусом. Вот в чем разница.

– Ты и двух глотков не сделал. Вряд ли уже что-то чувствуешь, – возражаю я.

– Знаешь, что я чувствую? – Алекс садится и передает бутылку Нолану. – Что голова ничего не соображает после долгих бессонных ночей и галлюцинаций от недоедания. Так что давайте что-нибудь рассказывать. Начинайте.

Мы с Ноланом глупо переглядываемся и переводим взгляд на Алекса.

– Ладно, – бросает тот. – Начну за вас. В колледже Нолан занимался фехтованием.

– Ты учился в колледже? – Я думала, он и не поступал туда.

– Один семестр, – вздыхает он.

– И все?

– И все.

Догадываюсь, что он предпочел бы не упоминать об этом, но я здесь последний день и достаточно выпила, чтобы задать вопрос:

– Какая у тебя была специальность?

– Да никакая. Я просто ходил на занятия, которые мне были интересны.

– Все связано с английским, – услужливо добавляет Алекс.

Я опускаю взор на лицо Нолана.