– Судьбы не существует. Разве что в сказках и диснеевских фильмах. Лично я отказываюсь верить в нее.

– Судьба не перестанет существовать, если перестать верить в нее.

Я закатываю глаза.

– Я что, упустила возможность сфотографировать палатку с печеньями с предсказаниями? Судьба здесь ни при чем. Не знаю, как ей это удалось, но Дженна подстроила, чтобы я получила книгу. Я приехала и…

– Амелия, дело не в Дженне, а в судьбе.

Алекс и его глупые стены. Оказываюсь поймана в ловушку фестиваля, созданного в его мечтах и в реальной жизни, и кажется, он намерен удержать меня внутри и заставить поверить во все, что я давно забыла.

Я потеряла веру в судьбу, когда узнала о смерти Дженны.

Я едва не бросаю Алексу пару-тройку ласковых о том, куда он может засунуть судьбу.

– Надеюсь, сегодня вы не планировали обжиматься в орманской комнате, ведь мне нужна твоя помощь, – объявляет он. – Когда ярмарка закончится, встретимся у пристани. И приведи Нолана.

Я все еще сержусь, но любопытство пересиливает.

– А что там на пристани?

– Увидишь, – подмигивает Алекс и собирается обратно на ярмарку.

– Откуда ты знаешь, что я приду? – интересуюсь я.

– Это твоя судьба, – бросает, не оборачиваясь, Алекс.

Когда потухают мерцающие гирлянды и фейерверки, Нолан подписывает последнюю книгу и со стоном падает на стол.

Я ободряюще, но немного шутливо поглаживаю его плечо, а он кладет ладонь на мою руку, удерживая на месте. Мы ничего не говорим друг другу. Связь между нами ярко сияет, и я понимаю, что своим жестом поддерживаю его. Проклятие разрушилось, но, скорее всего, только я, Алекс и Валери осознают, настолько тяжело этот вечер дался Нолану.

Мы просто слушаем, как из пластмассовых контейнеров на клумбы выливают растаявший лед, как работники за аппаратами сладкой ваты сонно переговариваются, а издалека доносится лай Уолли, съевшего оставшиеся начос и булочки от хот-догов. Алекс все еще бегает где-то по территории ярмарки, собирая в синие мешки деньги и билеты.

– Ты в порядке? – осведомляется Нолан охрипшим от разговоров с жителями Локбрука голосом.

– Да, – мягко отвечаю, согретая открывшейся мне правдой, – а ты?

Он поднимает на меня взгляд, и в уголках его глаз появляются мелкие морщинки.

– Пожалуй, не все паршиво.

Собравшись с силами, Нолан встает из-за стола, становится рядом со мной и пробегается пальцами по моему телу, пока мы смотрим на звезды, сияющие за дымкой от выпущенных фейерверков.

– Что ты ей сказал? Той девочке?

Он издает смешок.

– Конечно же то, что она хотела узнать.

Я отпускаю руку Нолана и поворачиваюсь к нему, но он не отрывает взор от небосвода.

– Ты рассказал ей, что случится с девчонками в Ормании? Серьезно?

Он на какое-то время задумывается.

– Ты так и не спросила, почему я решился давать автографы, – замечает он.

– Чтобы помочь Алексу.

– Нет.

– Чтобы помочь Валери?

Нолан с улыбкой смотрит на меня. При таком освещении его скулы выглядят такими же острыми, как и на портрете в книге.

– Потому что, если я могу справиться с этим, – указывает он на стол, – ты справишься со всем. – Он опускает руку и касается висящей на моей груди камеры. – Со всем.

Между нами повисает тишина; Нолан не сводит с меня глаз, пока я не опускаю взгляд и не начинаю вертеть в руках объектив.

– Все не так просто, – произношу я. Не в силах смотреть на него, обращаюсь к фотоаппарату. – Звучит банально, но это так. Если бы до смерти сестры попросили тебя о чем-то, что можешь сделать только ты, и тебе бы от этого было больше пользы, чем вреда… разве ты не порадовал бы их?

Нолан не отвечает. Впрочем, молчание тоже ответ.

– Завтра мне нужно уезжать, Нолан, я не могу остаться. Ты же это понимаешь, да? – говорю я. Опустив руку, он сжимает мою ладонь. – Нолан, – делаю еще одну попытку, – хочу, чтобы ты…

– Ш-ш-ш, – протягивает он, – притворяйся со мной.

И я подчиняюсь, вложив свои пальцы в теплую ладонь Нолана. Я позволяю китам появиться на ветре гораздо разумнее меня и отбрасываю мысль о том, как дорого обойдется мне отъезд из этого снежного шара.

До пристани идти недалеко. За ней на волнах качаются судна разных форм и размеров. Нолан ведет меня к скромной синей понтонной лодке, и наши шаги эхом отдаются на деревянных досках. Его волнение от нахождения рядом с водой выдает только крепость сжатия моей ладони.

– Ты в порядке? – интересуюсь я.

Он пожимает мою руку.

– Амелия, когда ты рядом, я всегда в порядке.

Я поднимаю взгляд на Нолана: его темные волосы сливаются с ночным небом, а глаза напоминают крошечные созвездия. Хочу вечно смотреть на него, но мне трудно забыть о завтрашнем отъезде, ведь напоминание о нем камнем давит на грудь.

– Ты должен быть в порядке, когда я уеду, – прошу я.

Он поднимает голову, чтобы взглянуть на звезды.

– Знаю, – тихо произносит он и ненадолго замолкает. – Утром я разговаривал с издателем.

Я опускаю взор, неожиданно заинтересовавшись нашими переплетенными пальцами.

– И? – шепчу я.

Он приподнимает мое лицо за подбородок, а я пытаюсь найти очертания звезд в его глазах.

– Мне легче, – тихо поясняет он. – Мне легче от того, что люди могут узнать об Эйвери и Эмили, прочитав «Хроники». Мне правда легче.

Между нами повисает долгая пауза.

– Я отправлю им последнюю книгу.

– Нолан, ты уверен? Правда? – выдыхаю я.

Он криво улыбается и смущенно опускает взгляд под ноги.

– Да. Она не идеальна, но и не должна быть. Все… ради них.

Я бросаюсь ему на шею и начинаю целовать. Не с упоением или на прощание, а от изумления.

Вот и еще один слишком идеальный момент, под влиянием переживаний об отъезде выглядящий еще более фантастическим. Меня охватывает нерешительность, и я отстраняюсь. И вовремя, потому что, прежде чем Нолан успевает хоть как-то отреагировать, до нас доносится топот направляющегося по пирсу в нашу сторону Алекса.

Первым к нам подбегает Уолли. Облизав наши колени, он прыгает на понтонную лодку, становится на поношенное плюшевое сиденье, заходится лаем и поспешно скрывается в задней части.

На лице Алекса отражается смесь усталости и облегчения, которая обычно появляется после особенно трудного дня. У него снова разлохмачены волосы, и, заметив мой взгляд, он наклоняется, чтобы я уложила их на место. Выпрямившись, Алекс хлопает в ладоши.