В общем, то ли он стал злым, то ли просто таким родился – не знаю. Так вот, как-то раз он болтался на окраине города в поисках неприятностей. Так мне папа сказал. Он сказал: «Бернардо всегда искал неприятностей». Так вот, в тот вечер Бернардо снял проститутку.

– А где он нашел деньги?

– Не знаю. Что за странный вопрос?

– Разве когда тебе было пятнадцать, у тебя были деньги на проститутку?

– Когда мне было пятнадцать? Ты говоришь так, будто это было сто лет назад. Черт, да у меня и на шоколадку-то денег не было.

– Вот и я о том же.

Я посмотрел на него.

– Можно я договорю?

– Прости.

– В общем, проститутка оказалась парнем.

– Что?

– Это был трансвестит.

– Ого.

– Да. И мой брат озверел.

– Насколько озверел?

– Он до смерти забил его кулаками.

Данте растерялся.

– Боже, – выдавил он.

– Ага. Боже.

Долгое время мы просто молчали. Наконец я поднял взгляд.

– Ты знаешь, кто такие трансвеститы?

– Конечно, знаю.

– Конечно, знаешь.

– А ты не знал?

– Откуда мне знать?

– Ты такой невинный, Ари, ты в курсе?

– Ничего я не невинный, – сказал я. Потом прибавил: – На самом деле концовка у этой истории еще грустнее.

– Куда уж грустнее?

– Он убил еще кое-кого.

Данте молчал.

Он ждал, когда я продолжу.

– Он попал в исправительную колонию для несовершеннолетних. И там как-то раз снова пустил в ход кулаки. Все-таки мама права. Правда не исчезает просто из-за того, что ты не хочешь о ней думать.

– Сочувствую, Ари…

– Да, но что ж, ничего не поделаешь, правда? Это даже хорошо, Данте. То есть для брата, конечно, плохо. Не знаю, наладится ли когда-нибудь его жизнь… Но хорошо, что мне обо всем рассказали. – Я посмотрел на него. – Может, однажды я узнаю его получше. Может быть.

Данте внимательно на меня смотрел.

– Ты выглядишь так, как будто вот-вот заплачешь.

– Нет. Просто мне грустно, Данте. И знаешь что? Мне кажется, мы с ним похожи.

– Почему? Потому что ты сломал нос Энрикесу?

– Ты знаешь?..

– Ага.

– Почему тогда не сказал, что знаешь?

– А почему ты сам мне ничего не рассказал, Ари?

– Я своим поступком не горжусь, Данте.

– Почему ты это сделал?

– Не знаю. Он причинил боль тебе. А мне хотелось причинить боль ему. Такое вот тупое я принял решение. – Я посмотрел на него. – Синяки у тебя под глазами почти исчезли.

– Почти.

– А как ребра?

– Лучше. Иногда боль мешает спать, и я пью обезболивающее. Ненавижу его.

– Из тебя вышел бы плохой наркоман.

– Не факт. Травка-то мне понравилась. Правда.

– Может, твоей маме стоит расспросить тебя для своей книги.

– Знаешь, она уже устроила мне такой разнос…

– Как она узнала?

– Говорю тебе, она как Бог. Знает все.

Я попытался сдержать смех, но безуспешно.

Данте тоже рассмеялся, но ему смеяться было больно. Из-за ребер.

– Ты не похож на него, – сказал он. – Ты совсем не похож на своего брата.

– Даже не знаю, Данте. Иногда мне кажется, что я никогда себя не пойму. Я не такой, как ты. Ты точно знаешь, кто ты такой.

– Не всегда, – сказал он. – Можно мне тебя кое о чем спросить?

– Ага.

– Тебе неприятно, что я целовался с Дэниелом?

– По-моему, Дэниел – дерьмо, а не человек.

– Нет. Он милый. И симпатичный.

– Симпатичный? Что за примитивный аргумент? Он кусок дерьма, Данте. Он бросил тебя.

– Кажется, тебя это злит больше, чем меня.

– Тебе бы тоже не мешало позлиться.

– Ты бы так не поступил, да?

– Конечно, нет.

– Я рад, что ты сломал Джулиану нос.

Мы рассмеялись.

– Дэниелу плевать на тебя.

– Он просто испугался.

– И что? Нам всем бывает страшно.

– Тебе не бывает, Ари. Ты ничего не боишься.

– Это неправда. Но я бы не позволил им с тобой такого сделать.

– Может, тебе просто нравится драться, Ари.

– Может быть.

Данте смотрел на меня. Просто смотрел и все.

– Чего пялишься? – спросил я.

– Можно я открою тебе один секрет, Ари?

– А я могу отказаться?

– Тебе не нравятся мои секреты.

– Иногда они меня пугают.

Данте рассмеялся.

– На самом деле целовался я не с Дэниелом. У себя в голове я представлял, что целуюсь с тобой.

Я пожал плечами.

– Видимо, тебе придется обзавестись новой головой, Данте.

Он вдруг слегка погрустнел.

– Да, – сказал он. – Наверное.

Четырнадцать

Я проснулся ни свет ни заря. Солнце еще не взошло. Шла вторая неделя августа. Лето подходило к концу. По крайней мере, лето без школы.

Двенадцатый класс. А после него – жизнь. Может, так оно и было. Может, старшие классы – это пролог к настоящему роману. До сих пор твою жизнь за тебя писали другие, но окончив школу, ты наконец получаешь возможность писать ее сам. На выпускном ты забираешь ручки у родителей и учителей – и получаешь свою собственную. Теперь ты главный. Да. Разве не круто?

Я сел на кровати и провел пальцами по шрамам на ногах. Шрамы. Знак того, что я был ранен. Знак того, что был исцелен.

Был ли я ранен?

Был ли исцелен?

Иногда мы все живем на грани между болью и исцелением. Как мой отец. Думаю, там он и живет – на границе. В экотоне. Мама, наверное, тоже. Она заперла в себе воспоминания о брате и теперь пытается их выпустить.

Я продолжал водить пальцем по шрамам.

Ножка лежала рядом и смотрела на меня.

Что ты видишь, Ножка? Что ты видишь? Где ты жила до нашей встречи? Тебе тоже кто-то сделал больно?

Еще одно лето подходило к концу.

Что со мной будет после школы? Институт? Снова учеба. Может быть, я перееду в другой город, в другое место. Может быть, на новом месте и лето будет совсем другим.

Пятнадцать

– Что ты любишь, Ари? Что ты на самом деле любишь?

– Я люблю пустыню. Просто обожаю.

– Звучит одиноко.

– Думаешь?

Данте меня не понимал. Я и правда был непознаваем.

Шестнадцать

Я решил наведаться в бассейн и пришел туда к открытию, чтобы спокойно поплавать, пока никого нет. Инструкторы были на месте и снова говорили о девчонках. Я не обращал на них внимания. А они – на меня.

Я плавал и плавал, пока не заболели ноги и легкие. Потом передохнул. А после поплавал еще, и еще немного. Вода ласкала мою кожу. Я вспомнил тот день, когда познакомился с Данте. «Я могу научить тебя плавать, если хочешь». Я вспомнил его скрипучий голос, вспомнил, как с возрастом