же, как сейчас, или даже хуже. Не то чтобы у меня была плохая жизнь. Нет. У меня были мама с папой, которые обо мне заботились. Была собака и лучший друг по имени Данте. Но что-то бурлило у меня внутри и не давало мне покоя.

Интересно, думал я, у всех парней в душе есть эта тьма? Наверно, да. Наверно, и у Данте.

Я почувствовал на себе мамин взгляд. Она изучающе на меня смотрела. Снова. Я улыбнулся ей.

– Я бы спросила, о чем ты думаешь, но ты вряд ли расскажешь.

Я пожал плечами и указал на отца.

– Видимо, я слишком на него похож.

Услышав это, отец рассмеялся. Он выглядел уставшим и в то же время сейчас, когда мы сидели за кухонным столом, казался моложе. И я подумал, что он, должно быть, меняется. Рано или поздно все меняются и превращаются в кого-то иного.

Иногда, старея, ты молодеешь внутри, а я, наоборот, чувствовал себя старым. Только как можно чувствовать себя старым, если тебе еще нет и семнадцати?

Когда я ложился спать, дождь все еще лил. Отдаленные раскаты грома звучали мягко, словно шепот.

Я спал. Мне снились сны. Мне снова снилось, что я с кем-то целуюсь.

Проснувшись, я понял, что возбужден. «Пожать руку лучшему другу» – любимый эвфемизм Данте. Произнося это, он всегда улыбался.

Но я обошелся холодным душем.

Два

Отчего-то внизу живота у меня продолжало тянуть.

И это было не только из-за сна, поцелуев, реакции моего тела или холодного душа. Не только. Казалось, что-то не так.

Я оделся на пробежку и отправился к Данте, чтобы забрать Ножку. Стояло прохладное утро; мне нравилась влажность пустыни после дождя.

Я постучал в дверь.

Было рано, но не слишком. Я знал, что Данте наверняка еще спит, но его родители уже точно проснулись. Я хотел забрать Ножку.

Дверь открыл мистер Кинтана. Ножка тут же выбежала на улицу и прыгнула на меня. Я позволил ей облизать мое лицо, хотя раньше не разрешал ей этого делать.

– Ножка, Ножка, Ножка! Я соскучился.

Я все гладил и гладил ее, но когда наконец поднял голову, то заметил взгляд мистера Кинтаны. Даже не знаю, как его описать. Я понял: что-то не так – однако даже не успел задать вопроса.

– Данте, – сказал он в ответ на мой взгляд.

– Что?

– Он в больнице.

– Что? Что случилось? Он в порядке?

– Его сильно избили. Его мама оставалась с ним на ночь.

– Но что случилось?

– Хочешь кофе, Ари?

Мы с Ножкой прошли за ним на кухню. Я смотрел, как мистер Кинтана наливает кофе. Он вручил мне чашку, и мы сели друг напротив друга. Ножка положила голову ему на колени, и он погладил ее по голове. Мы тихо сидели, и я просто на него смотрел. Ждал, пока он что-нибудь скажет.

Наконец он спросил:

– Насколько вы с Данте близки?

– В каком смысле? – уточнил я.

Он прикусил губу.

– Насколько хорошо ты знаешь моего сына?

– Он мой лучший друг.

– Я знаю, Ари. Но насколько хорошо ты его знаешь? – В его голосе слышалось нетерпение.

Я строил из себя дурачка. Я понимал, о чем он спрашивает. Сердце гремело у меня в груди.

– Он вам рассказал?

Мистер Кинтана кивнул.

– Значит, вы знаете, – сказал я.

Он не ответил. Я понимал: надо что-то сказать. Он выглядел потерянным, испуганным, грустным и уставшим, и это меня расстраивало, потому что он был очень добрым и хорошим человеком. Я понимал, что должен что-то ему сказать, только не знал, что именно.

– Ладно, – выдал я.

– Ладно? Что «ладно», Ари?

– Когда вы уехали в Чикаго, Данте рассказал мне, что однажды хотел бы жениться на парне. – Я разглядывал комнату. – Или хотя бы поцеловаться с парнем. Точнее, он написал мне об этом в письме. А еще что-то такое говорил, когда вернулся.

Мистер Кинтана кивнул, изучая содержимое своей чашки.

– Наверное, я знал, – сказал он.

– Откуда?

– Иногда он так смотрит на тебя…

– А. – Я опустил глаза.

– Но почему он не сказал об этом мне, Ари?

– Он не хотел вас разочаровывать. Он сказал…

Я замолчал и отвел взгляд, но тут же вновь заставил себя посмотреть в черные, полные надежды глаза мистера Кинтаны. Я чувствовал, что предаю Данте, но понимал, что должен все рассказать. Должен объяснить.

– Мистер Кинтана…

– Зови меня Сэм.

Я посмотрел на него.

– Сэм.

Он кивнул.

– Он безумно вас любит. Думаю, вы и сами это знаете.

– Если он так меня любит, то почему ничего не сказал?

– С отцами говорить непросто. Даже с вами, Сэм.

Он встревоженно хлебнул кофе.

– Он был счастлив, что у вас будет еще один ребенок, – и не только потому, что станет старшим братом. Он сказал: «Это должен быть мальчик, и ему должны нравиться девочки», – вот что он сказал. Он хотел, чтобы у вас были внуки. И чтобы вы были счастливы.

– Плевать мне на внуков. Мне важен только Данте.

Мне было невыносимо смотреть, как по щекам Сэма стекают слезы.

– Я люблю Данте, – прошептал он. – Люблю этого ребенка.

– Ему повезло, – сказал я, и мистер Кинтана улыбнулся.

– Его избили, – тихо продолжил он. – Они избили моего Данте. Сломали ему ребра и разбили лицо. Он весь в синяках… Вот что они сделали с моим сыном…

Странное желание – заключить в объятия взрослого мужчину, но именно этого мне и хотелось: обнять его.

Мы допили кофе.

Больше я ни о чем не спрашивал.

Три

Я не знал, как рассказать обо всем маме с папой. Да я толком ничего и не знал. Знал только, что один или несколько человек избили Данте до полусмерти и он угодил в больницу. Знал, что случилось это из-за какого-то парня. Знал, что Данте лежит в больнице. Вот и все, что я знал.

Домой я вернулся с Ножкой, которая при виде дома обезумела от радости. Собаки совсем себя не сдерживают. Может быть, животные умнее людей. Собака была счастлива, мама с папой тоже. Я радовался, что они полюбили ее и что позволили себе ее любить. Казалось, собака помогала нашей семье стать лучше.

Наверное, собаки – одна из тайн Вселенной.

– Данте в больнице, – сказал я.

Мама пристально на меня посмотрела. Папа тоже. В их взглядах читался немой вопрос.

– На него напали. Его избили, и теперь он в больнице.

– Нет… – выдохнула мама. – Нашего Данте?

Интересно, подумал я, почему она сказала «нашего»?

– Кто напал? Какая-то банда? – тихо спросил