— Давай спать. Мальчикам нужно как следует высыпаться.

А в голове у него пронеслось эхо давнишних слов Мартена:Ступай и займи свою руку делом.

Стрелок еще долго сидел в темноте, оцепенев от объявшего егоужаса. Он никогда ничего не боялся и только теперь испугался (первый раз вжизни), что начнет сам себя ненавидеть. И скорее всего так и будет.

Во время следующего периода бодрствования, когда железнаядорога сделала резкий крюк и почти вплотную приблизилась к подземной реке, онинаткнулись на недоумков-мутантов.

Увидев первого, Джейк закричал.

Стрелок смотрел прямо перед собой, качая рычаг. Когдамальчик вскрикнул, он резко повернул голову вправо и разглядел далеко внизукакой-то шар, светящийся тусклым и гнилостным зеленоватым светом. Только теперьон почувствовал запах: слабый, неприятный, сырой.

Эта зеленая масса была лицом — если такое вообще можноназвать лицом. Над приплюснутым носом мерцали выпученные, ничего не выражающиеглаза, какие бывают только у насекомых. Стрелок ощутил приступ глубинного,атавистического отвращения. Он сбился с ритма, и дрезина немного замедлила ход.

Светящееся лицо исчезло.

— Что это было? — спросил мальчик, придвигаясь поближе кстрелку. — Что…

Слова застряли тугим комком в горле: они со стрелкомпроскочили мимо еще троих слабо светящихся в темноте существ, что стояли междупутями и невидимой рекой и тупо таращились на путешественников.

— Недоумки-мутанты, — сказал стрелок. — Они вряд ли наспотревожат. Скорее всего они нас испугались не меньше, чем мы — их…

Одно из существ сдвинулось с места и пошло прямо на них,неуклюже волоча ноги. У него было лицо изголодавшегося идиота. Истощенное голоетело превратилось в бугристую массу щупальцеобразных отростков с присосками наконцах.

Мальчик опять закричал и прижался к ноге стрелка, точноиспуганный пес.

Одно из щупалец протянулось над плоской платформой дрезины.От него пахло сыростью и темнотой. Стрелок отпустил рычаг, выхватил из кобурыревольвер и выстрелил в недоумка — прямо в лоб. Тот отлетел прочь. Его свечение— мутно-зеленое, как огонек на болоте, — угасло, словно луна при затмении.Стрелок и мальчик невольно зажмурились. Вспышка от выстрела еще долгопереливалась горящими искрами на отвыкшей от света сетчатке. Запах сгоревшегопороха был резким, пронзительным и чужим в этом каменном склепе.

Появились еще мутанты. Их было много. Никто пока не нападалв открытую, но они подходили все ближе и ближе к рельсам — молчаливое, мерзкоесборище любопытных зевак.

— Тебе, если что, надо будет меня заменить и покачать рычаг,— сказал стрелок. — Сможешь?

— Да.

— Тогда приготовься.

Мальчик встал рядом с ним, стараясь держаться как можноустойчивее. Он не смотрел по сторонам, чтобы ненароком не разглядеть больше,чем нужно. Его взгляд только мельком выхватывал из темноты слабо светящиесяфигуры мутантов. Мальчику было страшно, но он хорошо держался: как будто самоядро его существа, таившее в себе память бесчисленных поколений, каким-тообразом просочилось сквозь поры кожи и образовало невидимый щит. Хотя если умальчика есть способности к соприкосновению, подумал стрелок, то вполне можетбыть, что такой щит действительно есть.

Стрелок равномерно качал рычаг, но не увеличивал скорость.Он знал, что недоумки-мутанты могут почуять запах их страха. И все же он былуверен, что из-за одного только их страха мутанты не нападут. В конце концовони с мальчиком были из мира света. И они были нормальными, «добрыми»."Как же они должны нас ненавидеть! — подумал стрелок и вдруг задалсявопросом: — А человек в черном? Они и его ненавидели? Нет. Наверное, все-такинет. Или, может быть, он прошел мимо них незамеченным, как тень от черногокрыла в черноте".

Мальчик сдавленно вскрикнул. Стрелок повернул голову.Четверо мутантов, спотыкаясь на каждом шагу, следовали за дрезиной. Один из нихуже тянул руки, чтобы ухватиться за край платформы.

Стрелок отпустил рычаг и выстрелил из револьвера — все также небрежно, почти лениво. Пуля попала в голову ближайшего к ним мутанта. Тотиздал шумный всхлип, больше похожий на вздох, и вдруг заулыбался. Его руки быливялыми и безжизненными, точно дохлая рыба; пальцы слиплись друг с другом, какпальцы перчатки, провалявшейся долгое время в подсыхающей грязи. Одна из этилмертвенных лап схватила мальчика за ногу и потянула.

Мальчик закричал в полный голос — в глухой тишине этойгранитной утробы.

Стрелок выстрелил еще раз — мутанту в грудь. Тот принялсяпускать слюни сквозь бесцветные губы, растянутые в идиотской ухмылке. Джейк уженачал сползать с платформы. Стрелок схватил его за руку и сам едва не упал:тварь оказалась на удивление сильной. Стрелок всадил еще одну пулю мутанту вголову. Один глаз погас, как свеча, и все же мутант продолжал тянуть. Они молчаборолись за извивающееся, корчащееся тело Джейка. Каждый тянул на себя, какдетишки, когда они, загадав желание, ломают куриную косточку-дужку. Желаниемутанта было вполне очевидным — хорошо пообедать.

Дрезина постепенно замедляла ход. Остальные мутанты ужеприближались: увечный, хромой и слепой. Может быть, они просто искали Иисуса,который бы их исцелил и вывел из тьмы на свет, как воскресшего Лазаря.

"Вот и все. Парню конец", — подумал стрелок, споразившим его самого спокойствием. К этому все и шло. Бросай мальчишку и жмина рычаг или борись за него до конца и погибай вместе с ним. В любом случаепарню конец.

Он изо всех сил рванул мальчика за руку и разрядил револьвермутанту в живот. На какой-то ужасный, застывший во времени миг тот еще сильнеевцепился в Джейка, и парнишка опять начал сползать с платформы. А потомдряблая, студенистая лапа разжалась, и мутант, по-прежнему ухмыляясь, повалилсяничком между рельсами — позади замедляющей ход дрезины.

— Я думал, вы меня бросите. — Паренек разрыдался. — Я думал…Мне показалось…

— Держись за мой пояс, — коротко бросил стрелок. —Крепко-крепко держись.

Рука парнишки вцепилась ему в ремень; мальчик судорожноловил ртом воздух, словно задыхаясь.

Стрелок снова взялся за рычаг и принялся качать; дрезинапотихоньку набирала скорость. Недоумки-мутанты отступили на шаг и наблюдалитеперь, как они уезжают. Их нечеловеческие лица (назвать их человеческими можнобыло с большой натяжкой, разве что только из жалости) излучали слабоефосфоресцирующее свечение — так светятся странные глубоководные рыбы, живущиепод гнетом черной толщи морской воды. Эти лица не выражали ни злости, ниненависти. Никаких чувств не теплилось в бессмысленно вытаращенных глазах,разве что было там что-то похожее на полубессознательное идиотическоесожаление.