было лишь двадцать лет. Больше всего Клеманс любила вспоминать их детские игры. Для каждой игры они придумывали дурацкие стишки, над которыми смелись до колик в боку. Она принялась тихонько напевать:

Сожги ведьму,Cожги колдуна, Сожги злобного упыря, Сожги колдуна, Сожги безмозглого дурака.

Она лежала, наслаждаясь ранним утренним светом и мерным дыханием Тео, не в силах поверить, что он здесь. Как-никак, тот ужасный период остался в прошлом, и на сей раз, быть может, у них с Тео реально появится шанс. Она услышала, что в доме началось движение, но не смогла заставить себя встать с постели. Ей нужно было много над чем поразмыслить до начала нового дня.

До недавнего времени она приучила себя не вспоминать о Жаке и той услуге, которую они у него попросили, однако всякий раз, как она думала о встрече с Элизой, в голове тут же возникал Жак с его оттопыренными ушами; безбожно фальшивя, он, как обычно, что-то насвистывал. Элиза не только знала, каким Жак стал сейчас, но и наверняка разделила с ним его горе после казни Виктора.

В детстве они с Жаком иногда представляли, будто отправляются в путешествие в Индию, или в Америку, или во Францию, тогда еще не ведая о том, что Жак действительно уедет во Францию с младенцем Клеманс на руках. Долгие годы Клеманс заставляла себя не думать о сыне. Не думать ни о его жизни, ни о его смерти. Поначалу это было непросто: в памяти постоянно всплывали его милое личико и темные глаза, которые, казалось, всегда улыбались. Но у нее не было выбора – ей пришлось отправить ребенка с Жаком.

Тео беспокойно заворочался рядом с Клеманс. Он зевнул, перевернулся, нежно взглянул на нее.

– Привет! – улыбнулся он.

– Привет!

– Ты давно проснулась?

– Достаточно давно, чтобы успеть найти новый повод для волнений.

– А ты совсем не изменилась.

Клеманс рассмеялась и начала сползать к краю постели. Тео поймал ее за запястье:

– Останься.

– Не могу. Мне нужно проведать гостей, и в первую очередь Флоранс.

– Ну конечно. Какой же я эгоист!

– Вовсе нет. Нам предстоит многое наверстать.

Не успела она накинуть шелковый халат, как дверь в спальню внезапно распахнулась. Присутствие Тео подействовало на Клеманс расслабляюще, она забыла запереть дверь, и вот теперь Мадлен ворвалась в комнату в одной ночной рубашке, седые лохмы стояли дыбом, за ней по пятам следовал Ахмед.

– Простите, мадам, – сказал он Клеманс. – Я открыл дверь во флигель, чтобы принести ей кофе, а она от меня убежала.

Мадлен проковыляла к кровати и, уставившись на Тео, потянулась к его лицу, а затем удивленно прищурилась:

– Ты прячешь мою дочь!

– Да вот же она.

– Я не знаю ее. Я хочу домой. Ты отвезешь меня домой?

Тео удивленно посмотрел на Клеманс.

– Пойдем, маман, тебе нужно одеться, – сказала Клеманс, протягивая руку к Мадлен.

Ударив дочь по руке, Мадлен прошипела:

– Отстань от меня!

Кивком показав Клеманс, что он все уладит, Тео приподнялся на локте и повернулся к Мадлен:

– Почему бы нам не помочь вам надеть халат и не пойти позавтракать?

После чего Мадлен вроде бы сменила гнев на милость.

Клеманс подняла брови, бросив на Тео выразительный взгляд, ведь он лежал в кровати совершенно голый.

– Тео, почему бы нам сперва не поискать тебе халат?

– Ой!.. – смущенно пробормотал Тео.

Не без труда вырвавшись из цепких рук Мадлен, он прикрыл наготу и отвел старушку во флигель. Клеманс облегченно вздохнула. Прямо сейчас ее меньше всего волновало, что мать может сболтнуть лишнего.

Завтрак проходил в мрачной атмосфере. Яйца никто не попробовал, и они остались лежать, остывшие и неаппетитные, к тостам тоже практически не притронулись, нарезанные яблоки обветрились и потемнели. Флоранс сказала, что все еще слегка одурманена после снотворного, но спала хорошо и теперь чувствует себя немного лучше, хотя ее осунувшееся лицо и поникшие плечи свидетельствовали об обратном. Она выпила апельсинового сока и взяла круассан, но лишь надкусила его.

– Ночью я один раз проснулась, – сказала она, – и не могла справиться с рыданиями, а потом, должно быть, уснула. Надеюсь, я никого не потревожила своими слезами.

– Ну что вы! Вовсе нет. – Клеманс налила себе и Тео кофе; Джек и Флоранс пили исключительно чай.

В повисшей за столом неловкой тишине Клеманс судорожно подыскивала нужные выражения, чтобы успокоить Флоранс, но без банальностей и избитых фраз. Клеманс встретилась глазами с Тео, однако тот ограничился сочувственным взглядом. В результате она лишь спросила:

– Флоранс, вы сегодня примете участие в поисках?

Флоранс тяжело вздохнула, словно не в силах подобрать нужные слова:

– Я должна. Не могу сидеть сложа руки.

– Ты уверена? – Джек заботливо обнял жену за плечи, и та опустила голову.

Клеманс заметила, что Флоранс вот-вот расплачется, да и у нее у самой внезапно сжало горло, ведь утрата есть утрата. Очень тяжело потерять младенца, хотя в данном случае тут скорее боль от понимания того, чему уже не суждено случиться. Но потерять девятнадцатилетнюю дочь еще страшнее. Потерять девушку, которую вы воспитывали и любили, оберегали, холили и лелеяли, начиная с первых неуверенных шагов и потом на протяжении всей ее жизни. И при этом знать, что больше не будет ничего: ни торта на день рождения, ни выволочек, о которых вы теперь сожалеете, ни единой пролитой слезинки, ни общей радости, ни общей печали. Все безвозвратно ушло. Однако самое ужасное – оставаться в неведении. Не знать, жива ваша дочь или нет. Крестная мука. Поэтому стоит ли удивляться, что Флоранс на грани нервного срыва? Сделав глубокий вдох, Клеманс медленно выдохнула.

Никто за столом не упоминал о Беа в суеверной надежде, что, если не озвучивать страхи и худшие опасения, это поможет ей остаться в живых, хотя Клеманс слишком хорошо знала местные горы. И чем больше времени проходило с момента пропажи Беа, тем меньше оставалось шансов на успех поисков. Поэтому Клеманс в каком-то смысле даже предпочла бы, чтобы Патрис взял Беа в заложницы, планируя использовать ее для обмена, если его поймают.

Джек порывисто поднялся:

– Мы встречаемся с полицией в деревне. – Он подал руку жене. – Флоранс, ты идешь?

Она резко отодвинула стул и встала. Тео предложил свою помощь с поисками, однако Джек отказался, напомнив, что в свете текущих событий кто-то должен остаться в касбе.

Все утро Мадлен не отходила от Тео. Если он садился, Мадлен садилась рядом, она даже попыталась следовать за ним, когда он обходил границы поместья, но быстро выдохлась. Перед ланчем Тео спросил Клеманс, могут ли они поговорить.

– Маман