Дорога к усадьбе была укатана, но катались по ней только на санях – следов от машин и мотоциклов видно не было. Помимо лесника, с которым Байков через сутки бесполезного наблюдения за усадьбой обменялся паролями, в небольшой пристроечке рядом с господским домом жили его жена и двое мальчишек-погодков одиннадцати и двенадцати лет.

Обстановка вокруг была спокойная, но Байков все равно секретов понаставил и в лесу, и на дорогу и на четвертые сутки дождался….

Твою же мать! «Кюбельваген», гусеничный бронетранспортер «Ганомаг» с пулеметами спереди и сзади и сидящими в нем пехотинцами и танк на колесах. Впрочем, нет, это не танк. Все же даром занятия по немецкой технике не проходят.

Это оказалась восьмиколесная разведывательная бронемашина «Sd Kfz234/2» «Пума». Что та же самая выпуклая часть спины только в профиль, ибо таскает она на своем наглухо забронированном кузове башню с пятидесятимиллиметровой пушкой. Отчего и выглядит как танк на колесах.

Сжечь всю эту машинерию группа Байкова могла влегкую – гранатомет «РПГ-43» с двумя десятками выстрелов и три с лишним десятка одноразовых гранатометов «Муха» в группе были. Тоже, кстати говоря, новинка вооружения чуть ли не последних месяцев, но тогда из усадьбы придется уходить, не выполнив задания.

До города здесь километров восемь, да и за эсэсовцами Байков приехавших хорошо разглядел, наверняка еще кто-то припрется. Может, и не сразу, но причиной невыхода их на связь однозначно поинтересуются – и в «Пуме», и в «Ганомаге» Байков разглядел длинные антенны радиостанций.

Пушечный броневик притащил «кюбель» на веревке, сильно смахивающей на морской канат. Оно и понятно. Видно, легкий автомобильчик застрял на заснеженной дороге – двигатель у него работал, чтобы господа офицеры не замерзли, и тут… Байков даже вполголоса выматерился… из «Кюбельвагена» вылез офицер гестапо – невысокий, коренастый, с бочкообразной грудью и непропорционально длинными руками унтерштурмфюрер СС. Вышел, покачиваясь, дошел до «Пумы» и принялся энергично долбить в люк бронеавтомобиля рукояткой «вальтера».

Да их двое! Второй гестаповец выпрыгнул из «Ганомага» и, с трудом утвердившись на ногах ровно, заорал во всю мощь своих легких:

– Егерь! Егерь, пся крев! Запорю собаку! Егерь! Куда ты делся? Леший тебя забери! Курва! Егерь! Русски! Повешу! – орал гестаповец, произвольно мешая немецкие и польские ругательства и угрозы.

Судя по его внешнему виду, оберштурмфюрер был изрядно пьян. Высокий, статный и, видимо, очень сильный офицер гестапо в своем черном мундире, белоснежной рубашке, начищенных до блеска сапогах и фуражке с высокой тульей нелепо смотрелся на белоснежном покрывале обширной поляны перед усадьбой, вызывая у Байкова почти неконтролируемую ярость.

Как и все бойцы и командиры управления спецопераций, капитан ходил на занятия по структурам Вермахта, Панцерваффе, Люфтваффе, гестапо и СД и прекрасно знал, чем занимаются эти вышколенные твари в щеголеватой черной форме. Байкова аж затрясло от ненависти, но ни сообразить, ни что-то приказать командир отряда не успел, потому что мгновением позже произошли сразу два события.

Лязгнул люк разведывательного бронеавтомобиля, и тот первый коренастый гестаповец, распахнув чуть приоткрывшуюся створку настежь, крикнул только одно слово:

– Работаем! – По-русски крикнул.

И тут же закинул в раззявленную пасть люка светозвуковую гранату. Грохнуло с секундным перерывом трижды. Второй гестаповец, всего пару мгновений назад казавшийся мертвецки пьяным, закинул в открытый кузов «Ганомага» еще одну такую же гранату, а вторую просунул в боковую заслонку на двери и тут же превратился в размытую тень. Мгновенно протрезвевший гестаповский офицер стремительно метнулся на гусеницу «Ганомага», одним движением сломал шею одному из эсэсовских солдат и, выкинув его из бронетранспортера, тут же запрыгнул на его место.

Дробный стук пистолетных выстрелов из «Пумы» и крики и предсмертные хрипы умирающих в «Ганомаге» ошеломленных эсэсовцев – это все, что оторопевший Байков видел собственными глазами в течение полутора десятков секунд. Может, времени прошло немного больше, но когда Байков вышел из этого позорного ступора, первый гестаповец уже вытаскивал из «Кюбельвагена» мешком висевшего в его руках подполковника СС, а второй вышвырнул из «Ганомага» еще одного эсэсовца и тут же выпрыгнул следом.

Монолог, который произнес высокий гестаповец, утвердившийся на ногах рядом с немецким бронетранспортером, позднее переписали все без исключения бойцы отряда Байкова. Сразу его запомнить не удалось, но через несколько часов майор «Рейнджер» смилостивился и по слогам надиктовал благодарным слушателям просто-таки филигранную ругань.

В этой необычной речи присутствовали практически все успевшие проштрафиться бойцы отряда Байкова: и родители нерадивого пулеметчика, выставившего свои лопоухие уши вслед за стволом пулемета.

И бабушка левого снайпера, открывшего слуховое оконце в башенке чуть ли не настежь.

И тети, и дяди гранатометчика с его вторым номером, сбившие весь снег с невысокой елочки, за которой они укрывали свои толстые задницы.

И оборзевшие прадедушки дозорных, куривших самосад на посту на дороге. (Сразу стало понятно, что майор «Рейнджер» знаком с «Багги» и «Лето» – так только они выражаются.) И как только он умудрился унюхать запах табака сквозь вонь выхлопа двух бронемашин?

И дальние, и ближние родственники, друзья и сослуживцы самого Байкова, которого новый командир отряда умудрился обнаружить даже под маскировочным пологом. (Байков даже не подозревал, что всех в одну кучу можно собрать одной-единственной фразой.)

И самое главное – то, что майор «Рейнджер» и капитан «Леший» сделают со своими нерадивыми подчиненными, не сумевшими торжественно встретить собственных командиров.

Надо сказать, что последнюю часть этого монолога капитан Байков слушал, катаясь от неудержимого хохота по ноздреватому весеннему снегу. Ибо о подобных физиологических подробностях им не рассказывали даже на занятиях по медицинской подготовке, а о таких словесных вывертах ни он сам, ни его бойцы и вообще никто из его сослуживцев или друзей даже подумать никогда бы не смогли.

Упрекнуть Байкова никто не имел права. Всего за несколько минут капитан испытал такое количество самых разнообразных эмоций – от дикого напряжения до жгучей ненависти и мгновенной разрядки, что энергия, скопившаяся в его организме, требовала немедленного выхода, но расслабиться он себе не позволил. Кое-как подавив смех, Байков поднялся и, махнув снайперам и пулеметчику, направился к бронемашинам. За ним потянулись и все остальные разведчики, прятавшиеся в строениях вокруг усадьбы.

В то же время, упаковав своего немца, высокий гестаповец тут же открыл правую дверь «Ганомага» и потащил из кабины находящегося без сознания гауптштурмфюрера СС. Споро связав ему руки сзади, он тут же достал из кармана перевязочный пакет и принялся бинтовать немцу разбитую голову.

Первым к этим необычным гестаповцам подскочил Байков. От греха подальше. Вроде все были предупреждены, что немцы придут на встречу, но именно гестаповцев никто не ждал, а об их «подвигах» все были наслышаны. Дрогнет у того же снайпера – старшего лейтенанта Фирсова с позывным «Глаз» палец, и вся разведгруппа будет иметь бледный вид.