Так, слово за слово, и добрались до конечной цели нашего путешествия и невозможности добраться туда на своих двоих; и тут подполковник, загоревшись идеей охоты, предложил свою посильную помощь, но одну странность я все же обнаружил. Чиновник военной администрации в достаточно высоком звании сам обратился к лейтенанту гестапо. Подобное поведение здорово выбивается из внутренних отношений между офицерами различных ведомств и, в частности, из личных отношений офицеров Вермахта к офицерам гестапо. С другой стороны, мы вроде как отпускники и можем себе позволить расслабиться в рамках принятых между офицерами приличий.

По своей наспех слепленной легенде мы едем разыскивать мою очаровательную кузину, следы которой потеряли в генерал-губернаторстве еще в сороковом году. Якобы работает она где-то в Польше в организации Фрица Тодта, а ее родители погибли во время случайного налета английских бомбардировщиков на Дюнкерк в конце сорок второго года.

В этой же военно-строительной организации работают и сыновья хозяина усадьбы. Все вроде логично, но именно после общения с этим подполковником к нам прилепили слежку. Может быть, он на особом контроле у гестапо? Но ведь это он к нам обратился, а не мы к нему.

При всех этих обстоятельствах мы нигде и ни в каком месте пока не нахулиганили, как мы умеем, и даже искоса ни на кого не посмотрели. Развлекаться я собирался при отходе из Варшавы – десять двухсотграммовых толовых шашек с собственноручно сделанными химическими взрывателями у меня с собой есть. Разумеется, они лежат не в наших вещах в выделенном нам с «Кубиком» номере – со своей головой я пока дружу и терять ее из-за собственной халатности не собираюсь.

Ни до чего, собственно, не додумавшись, мы отошли ко сну, и хорошо, что не в мир иной. Пистолеты и гранаты у нас с собой есть, но против двух-трех десятков солдат, натренированных на задержание диверсантов или разведчиков противника, у нас нет ни единого шанса. Если только торжественно застрелиться, но с этим всегда успеется.

Утро принесло нам неожиданный сюрприз. Мы уже заканчивали завтракать, как в ресторане нарисовался давешний подполковник. Вот только облачен он был не в мундир подполковника Вермахта, а в маскировочный костюм, надетый поверх униформы войск СС со знаками различия оберштурмбаннфюрера Ваффен СС и нашивками и шевронами SS-TV. То есть отрядов СС «Мертвая голова» – специализированного подразделения СС, отвечавшего за охрану концентрационных лагерей Третьего Рейха.

Сказать, что я был удивлен, это не сказать практически ничего. Видимо, выражение наших вытянувшихся лиц сильно позабавило оберштурмбаннфюрера, а то, с какой скоростью мы вскочили и поприветствовали его стандартным «Хайль Гитлер!», привело его в еще более благодушное настроение. После пары ничего не значащих фраз за дрянным эрзацкофе мы с «Кубиком» испросили позволения подняться к себе в номер за вещами и, получив разрешение, направились к лестнице на второй этаж.

Неспешно поднимаясь по мраморным ступеням, я лихорадочно думал: «Саквояж со взрывчаткой брать нельзя – еще обыщут. Значит, надо по-быстрому активировать один из взрывателей и скорее уходить отсюда как можно дальше. Через пару часов закладка сработает и разнесет половину этой гостиницы. Жаль, что сейчас раннее утро, но десятка полтора командированных офицеров все равно задавит. Это первое.

Второе. Оберштурмбаннфюрер Ваффен СС из подразделения отрядов СС «Мертвая голова» в Варшаве – это либо командир отдельной зондеркоманды, либо командир охранного батальона, стоящего на внутренней охране нескольких рядом находящихся концлагерей, и уничтожающего всех заключенных, которым не повезло в них оказаться.

С начала сороковых годов подразделение SS-TV «Мертвая голова» вошло в состав административно-хозяйственного управления СС. Не помню точно, кто им руководит, но это то самое управление, которое ведает всеми концентрационными лагерями. Я подчеркиваю: всеми делами всех концентрационных лагерей нацистской Германии. В том числе и на оккупированных территориях.

И, наконец, третье, и самое главное. В числе прочих отделов этого управления существует отдел «санитарное обслуживание и гигиена», в ведении которого находятся все специальные медицинские лаборатории, располагающиеся при концентрационных лагерях. То есть те самые специальные лаборатории, находящиеся в целом ряде лагерей смерти, руководители которых отчитываются только перед рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером».

Копии отчетов из такой лаборатории, находящейся в концлагере «Куртенгоф», мы в сорок третьем году захватили в личном сейфе штурмбанн-фюрера СС Герхарда Бремера, а аналитическую справку по этому управлению мне передал «Лис».

Самый крупный лагерь смерти в Польше – «Освенцим», но «Освенцим» находится слишком далеко от Варшавы. Он вообще расположен ближе к Судетским горам. Что еще здесь рядом? «Треблинка»? «Майданек»? «Собибор»? Да этих лагерей смерти в Польше десятки, и рядом с Варшавой в том числе.

Значит, надо брать этого оберштурмбаннфюрера живым и давить из него информацию. Вот только как? Он наверняка приперся не меньше, чем с отделением солдат Ваффен СС. К примеру, я взял бы два отделения с парой бронетранспортеров, но действительность превзошла все мои мрачные прогнозы.

Спускаясь обратно, я быстро обрисовал «Кубику» свои предположения и нарисовал ему круг задач. Что-либо говорить в номере было нельзя, а на лестницу «прослушку» не воткнешь. Выйдя на улицу, мы притормозили на пороге гостиницы.

Да-а-а-а! Храбрецом оберштурмбаннфюрера не назовешь – чуть в сторонке стояли автомобиль «Кюбельваген» с гостеприимно распахнутыми дверями, гусеничный «Ганомаг» с двумя пулеметами и здоровенный восьмиколесный броневик с очень неслабой пушкой.

– М-м-мать! Где ж мы вас всех хоронить-то будем? – чуть слышно пробормотал «Кубик», тоже набравшийся у меня выражений.

– Размножаемся делением: «Кубик», ты – в «кюбель», я в «Ганомаг», дальше по обстоятельствам, но оберштурмбаннфюрера, его ординарца и одного радиста надо брать живьем. Условный сигнал – «работаем».

Когда приедем, я начну голосить, а ты глуши всех в «кюбеле». Только не шуми, нам грохота на броневиках хватит. Потом вываливайся, иди к этому недотанку и долбись в него, чтобы тебе люк открыли, – так же негромко сказал я.

То, что «Кубик» влегкую прибьет водителя и пулеметчика, сидящего впереди разведывательного автомобиля, я ни в каком месте не сомневался – довелось мне как-то увидеть его работу ножом. Самое главное, чтобы он Генриха, мать его, Майера в горячке не прибил.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – подойдя к «Кюбельвагену», обратился я к развалившемуся на заднем сиденье подполковнику СС. – С вашего позволения, я поеду в бронетранспортере с солдатами – не с моими длинными ногами ютиться всю дорогу на тесном сиденье вашего персонального автомобиля.

– И вам не будет холодно, оберштурмфюрер? – выказал показную заботу эсэсовец.

– Пф-ф-ф… всего несколько минут. Не знаю, как принято в генерал-губернаторстве, но у нас можно снять верхнюю одежду с понравившейся вам «вешалки» и пристрелить саму «вешалку», чтобы она не испытывала неудобства от внезапно налетевшего холода, – небрежно бросил я.