В общем, поутру эвакуаторы уехали, уведя с собой и оба трофейных танка, а за ними собрались в тыл и мы. Я еще успел забежать к морпехам и отдать только что вернувшемуся с нейтральной полосы замерзшему Драчу мою «СВТ» и боезапас для нее – почему-то было ощущение, что у меня эту винтовку отберут при первой возможности, так же как до этого забрали мосинский карабин. А им для дела надо. Во всяком случае, лейтенант Драч был мне очень благодарен.

Кстати, после того как мы уехали, погода несколько улучшилась, и наши позиции у села Невашево обработали «Штукасы», которые, похоже, сумели несколько сквитать счет за свои вчерашние потери. Мстить эти новые римляне умели. Но нас это напрямую уже не касалось.

– Ну что, понравилось с нами работать? – спросил капитан Никитин, когда мы садились в кузов полуторки управляемой все тем же Сигизмундычем. Кстати, от новых сослуживцев я узнал, что полностью нашего водилу звали Антанас Сигизмундович Рупсюс. По национальности он был наполовину литовцем, наполовину поляком, но при этом в РККА он служил явно еще с Гражданской войны, поскольку в ряды ВКП(б) был принят аж в марте 1921 года…

– А почему нет? – совершенно не по-уставному ответил я.

Хотя мало ли где на войне можно головы лишиться…

Добавлю, что всех нас тогда представили к орденам Боевого Красного Знамени, а Мишу Шундика – даже к ордену Ленина (посмертно, естественно). Для меня это представление позднее трансформировалось в медаль «За отвагу», но про это речь впереди.

Кстати, я столь подробно записал все обстоятельства своего появления на этой войне не только из-за того, что кому-то, возможно, будут интересны все обстоятельства «врастания» случайного «прошлоходца» в непривычную реальность, но и постольку, поскольку потом мы почти два месяца болтались без дела на окраинах Москвы.

Ну, то есть как без дела – сначала начальство долго и вдумчиво изучало захваченные «T-III» и занималось сопутствующей писаниной. А потом началось наше контрнаступление и с фронта в соответствующие отделы Автобронетанкового управления РККА потащили многочисленные трофейные танки, танкетки, самоходки и броневики – и исправные, и дырявые, и даже не целиком.

Ну а поскольку арийцы притащились к окраинам Москвы, имея на вооружении массу самой разно-образной интернациональной ерунды, включая захваченную в 1940-м в Дюнкерке английскую технику, работы нам прибавилось.

Но тем не менее времени на писанину у меня было навалом (хотя если бы засекли что я чего-то такое пишу в дневник – могли вздрючить вплоть до трибунала, на войне такие эпистолярные упражнения не приветствуются), такого потом со мной не было.

Кстати, что характерно, ни на особистов, ни на энкавэдэшников я за все это время даже близко не наткнулся ни разу, а это, согласитесь, рушит многие стереотипы, прочно вбитые в промытые мозги жителей нашего времени. Нет, то есть в тогдашней жизни и НКВД, и Особые отделы, и политработники, разумеется, присутствовали, но все время (как это порой бывает в глупых сериалах, где в кадре постоянно показывают либо синие фуражки «сталинских палачей», либо грязь, чавкающую под ногами солдат) они перед глазами отнюдь не болтались, появляясь только по мере надобности. Все-таки тогда государственные люди не страдали херней, а занимались делом, что полностью подтверждают воспоминания ветеранов, включая моего деда и его братьев, рассказы которых я слушал в детстве.

Кстати, особых проверок и допросов мне тоже никто не устраивал – я был просто зачислен в штат спецгруппы капитана Никитина и получил новые документы уже со своей, натуральной, фотографией.

А новое дело нам нашлось под новый, 1942 год.

Фронтовая тетрадь старшины Потеряхина

Запись 3. Экстремальный заплыв на холодном юге

29 декабря 1941 года. У побережья где-то между Феодосией и Керчью. Крымский фронт. Крым. СССР.

* * *

Это не горит. И не тонет.

Один пьяный мичман

Черное море оно хорошо летом, когда тебя на него занесло купаться, загорать и жрать эскимо. А зимой оно ледяное и не зелено-голубое, а свинцово-серое. И плавать по нему в это время года, да еще и при приличном волнении, – увольте. Особенно когда стоишь в числе еще десятка сильно перетрухавших хомо сапиенсов на хлипкой палубе непонятной трофейной хреновины, где неумело закреплены тяжелый танк «КВ-1» и грузовик-полуторка, а впереди видно только корму закопченного буксира, который отчаянно тянет вас на длинном конце от самого Новороссийска, и далекую серо-коричневую полоску крымского берега со вспышками взрывов и огоньками пожаров на горизонте. А чуть позади второй буксир столь же героически тянет сквозь волны вторую трофейную хреновину с еще одним КВ.

И при этом молишься про себя всем богам, каких только можешь вспомнить, лишь о том, чтобы не лопнул буксирный конец и гады-немцы не начали бить по нашей процессии с самолетов или дальнобойной артиллерией. Ведь в этом случае болтающийся в нашем «охранении» утлые катера типа «МО-4», которые валяло на волнах как пробки, все равно не помогли бы – мы бы загнулись от переохлаждения раньше, чем нас успели выловить…

Но, впрочем, об этом расскажу по порядку. Попали мы в эту хрень исключительно по воле случая.

Пока я осваивался с местной жизнью, спецотдел Автобронетанкового управления, к которому меня приписали, продолжал активно изучать, обмеривать, взвешивать и подробно описывать на бумаге доставленные с «белоснежных полей под Москвой» разно-образные трофеи. Так прошел весь ноябрь и первая неделя декабря.

Ну а потом в Генштабе РККА додумались до десанта в Крым. Я не буду особо много высказываться на тему, хорош или нет был сам этот замысел. Сам маршал Г. Жуков в своей единственной мемуарной книге признавал, что все наши наступательные операции начала 1942 г. строились исключительно на ложном предположении отдельных руководящих товарищей о том, что Гитлер уже практически разбит, и если его достаточно сильно ткнуть – он если не упадет, то уж точно побежит аж до самых границ Фатерлянда. Увы, наши стратеги в очередной раз лоханулись, и арийцы вместо этого устроили нам в том году впечатляющий мат в три хода, резво переместившись от Ростова и Харькова до самой Волги и предгорий Кавказа.

То же самое и с этим десантом в Крыму – если бы данную операцию не проводили через одно традиционное для нашей страны, место, все, наверное, могло бы кончиться и не столь печально, но – увы.

Ведь планы-то были поистине наполеоновские – освобождение всего Крыма и деблокада Севастополя, а получилось с точностью до наоборот. Положили кучу людей и потеряли уйму техники, но при этом и Керчь с Феодосией не удержали, и Севастополь потеряли. Причем просто потому, что у флота элементарно не было достаточно транспортов для одновременного снабжения и Крымского фронта, и Севастополя. Высадились в Керчи и сразу же перестали подвозить должное количество боекомплекта в Севастополь, а потом, когда наших выбили с Керченского полуострова, оказалось, что изменить хоть что-то уже невозможно, и Севастополь неизбежно загнулся как раз от отсутствия подвоза самых ходовых боеприпасов (и прежде всего – снарядов для зениток). Однако это сейчас мы все такие умные и знаем все это, а тогда наши генералы и адмиралы лишь мечтали о кренделях небесных (в том виде, как это у нас любили описывать до войны – пятилетку в четыре года, победа за месяц, да малой кровью, да на чужой территории) и, планируя крупную десантную операцию, товарищи стратеги начали срочно искать способы доставки танков как главного компонента наступательной войны на вражеский берег.