Хотя ничего нового, чего мы бы не знали, отцы-командиры нам не сообщили. Огневое обеспечение атаки – развернутые в боевых порядках пехоты три «сорокапятки» плюс стоявшая неподалеку в леске батарея дивизионных «Ф-22».

Участие тяжелой артиллерии в нужный момент тоже пообещали, сославшись на слова полковника Заманухина. Якобы он сообщил, что лично договорился с пушкарями.

Хорошо, если так.

Что для атаки кроме нашего танка назначили еще два «Т-40» и шесть «Т-60», мы уже и сами видели.

При этом пехотный майор Корчмит зачем-то собирался посадить на танки десант моряков в белых маскхалатах. Разумеется, исключительно из числа тех, кто вызвался добровольно. Командовать добровольцами должен был тот самый лейтенант Драч.

– Зачем десант-то? – спросил у капитана Никитина, когда уточнение деталей закончилось и большинство посвященного в детали разведки боем народа разошлось по местам.

– Майор надеется, что вы сможете с ходу в Дурятино ворваться, и тогда пехота очень пригодится – она спрыгнет с брони и закрепится в населенном пункте. А там и остальные подтянутся…

– А больше они ничего не хотят? Или думают, что именно отсюда наконец начнется поступательное движение Красной Армии непосредственно к Берлину? По-моему, товарищ капитан, если даже атаковать сразу всем скопом, мы в ту деревню ни за что не ворвемся. Поскольку у немцев там серьезные средние танки. И, даже если у них в Дурятине артиллерии и минометов нет, мы только людей зазря положим. Товарищ капитан, все-таки попробуйте втолковать им, что десант если и стоит вообще брать, то самый минимальный. И пусть возьмут с собой противотанковые гранаты или бутылки с горючкой. Чтобы спрыгнули и в леске залегли, а если немецкие танки все же пойдут за нами – будет хоть какая-то польза…

По сигнализации командиры решили так – раз радиосвязи все равно нет в принципе, ориентироваться все будут по красным ракетам, которые я буду давать из танка. Если, конечно, меня не сожгут раньше, что тоже вариант. Договорились, что при появлении танков противника я даю первую ракету – десант спрыгивает с танков и залегает либо начинает отходить, а остальные танки начинают маневрировать и увеличивают скорость. Когда даю вторую – наши танки начинают общий отход, и желательно на большой скорости. Даю третью – артиллерия дает залп дальнобойными по Дурятину, и лучше не один, а несколько.

Вроде все звучало просто, и капитан принял мои слова к сведению. Хотя кто я такой, чтобы ему указывать? Ведь я здесь даже не Ванька-взводный, а вообще непонятно кто и звать меня никак…

С такими вот мыслями я подошел к своему «Т-40» и полез в башенный люк. Благо было невысоко.

Вокруг нас уже рассаживались по танкам морпехи. Их было всего человек двадцать, и у многих действительно оказались с собой противотанковые гранаты или бутылки с огнесмесью КС. Выходит, наш капитан действительно прислушался к моим словам? Или у пехотного командования какие-то свои резоны?

Флотский лейтенант Драч, натянувший поверх черной формы великоватый маскхалат (по-моему, это были просто бязевая рубаха и кальсоны, только пошитые явно на фигуру Ивана Поддубного), стоял и молча курил возле соседнего с нами «Т-60».

– Тебе, лейтенант, вроде моя винтовочка понравилась? – спросил я у него.

– Ну, – согласился он, выпуская табачный дым из ноздрей.

– Если не вернусь – спроси ее потом у нашего капитана, пусть отдаст.

– Ну ты, сержант, и скажешь. Кто же перед боем такое болтает…

Действительно, разговоры про смерть в наших обстоятельствах – последнее дело, про эту фронтовую тонкость я сразу и не сообразил, каюсь.

Не решившись развивать эту тему, я залез в башню «Т-40», зафиксировав верхний люк в открытом положении (Татьяна свой люк тоже не закрыла), а Драч отбросил окурок самокрутки и, поскальзываясь и матюгаясь, полез на броню «Т-60». Даже с пехотным десантом на броне готовящиеся к атаке легкие танки все равно выглядели как-то несерьезно.

Ну а ждать этой самой атаки нам осталось совсем недолго.

Сначала наша артиллерия в виде тех самых 76,2-мм «Ф-22» кинула с недалекой огневой позиции десятка два снарядов в сторону Дурятина. Куда они при этом попали – загадка, хотя снаряды вроде бы рвались среди крайних дворов деревни.

Потом из пехотных траншей в затянутое тучами серое небо пустили тусклые росчерк зеленой ракеты – сигнал нам, танкистам, к началу движения.

Ну, с богом.

Взревели нешибко мощные моторы, залязгали траки, и наши девять машин наконец пошли в атаку, оставляя за собой сизые облака бензинового выхлопа. Полетела во все стороны снежная пыль из-под гусениц, залетающая в открытые люки. Один мой грубый знакомый называл подобную ситуацию «ломануться на буфет с тремя копейками». Все-таки наши предки были крутые мужики, раз ходили в атаку на противотанковые пушки на таких вот «танках». Для этого надо иметь что-то большее, чем просто отвага или стальные яйца, нет, точно железные были ребята – таких гвоздями накорми, и они молоток высерут, как говорили в каком-то штатовском криминальном кинобоевике…

Хотя, мы же не собирались брать Дурятино на шпагу по всем правилам стратегии и тактики. Нам надо было добиться от немцев того самого, чего добивался в книге Ильфа и Петрова друг детства Остапа Бендера Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц, то есть взаимности…

Как и было задумано, наш «Т-40» вырвался чуть вперед и, перевалив пехотные траншеи, мы в хорошем темпе, даже не стреляя, прошли с километр и, оставляя позади себя на неглубоком снегу узкие рубчатые следы, углубились в лесок, маневрируя среди голых древесных стволов.

В этот момент немцы наконец проснулись – у окраины Дурятина нервно заморгала «сварка» от немецких пулеметов. Воздух вокруг наполнился треском и свистом.

Действительно, пулеметных гнезд было штуки три. Пули шили морозный воздух, застревая в стволах окрестных деревьев, отрывая ветки и сдирая кору, по нашей броне тоже стукнуло с десяток рикошетов. Однако было далеко, и палили арийцы, явно надеясь зацепить хоть кого-нибудь из сидящих на танковой броне пехотинцев – и пару человек действительно задело. Во всяком случае, они кувыркнулись с брони в снег. В принципе, оно и понятно – отсечь пехоту от сопровождаемых ей танков при раскладах, подобных нашему, всегда было первым делом. Провернув башню в ту сторону, я пустил по пулеметным гнездам пару коротких очередей из ДШК, впрочем, не особо надеясь на попадание.

А потом рядом с нашей «сороковкой» что-то взорвалось. Не особо крупнокалиберное, но по броне громко простучали комья мерзлой земли.

Ага. Среди серых крыш домов и сараев деревни начиналось какое-то шевеление. Что нам, собственно, и требовалось…

Через мутноватые прицелы «сороковки» я увидел, как из крайних дворов Дурятина, сшибая сараи и заборы, в мутном дрожании снежной пыли и выхлопов выползают немецкие танки. Те самые, низкие, угловатые, темно-серые «трешки» с черно-белыми крестами на бортах, стрелявшие с ходу (а значит, не прицельно) в нашу сторону.