Так или иначе то, что от нас требовалось, было сделано – немцы все-таки поперли стенка на стенку и вышли-таки на дистанцию действенного огня нашей противотанковой артиллерии. Дальше было делом техники, тем более что наводчики на нашей стороне, похоже, были все-таки опытные – по танкам ударили практически прямой наводкой «Ф-22» и «сорокапятки». В течение пятнадцати минут один «Т-III» был подожжен, а два, в том числе и нужный начальству, длинноствольный, обездвижены самым элементарным путем перебивания гусениц.

Человек восемь из их экипажей попытались отойти, но их перестреляли огнем с двух сторон морпехи и расчеты размещенных в траншеях «максимов».

Потом противотанковая артиллерия и пулеметы перестали стрелять, и на этом все кончилось.

На немецкой стороне к небу поднимались широкие столбы дыма – горело Дурятино и немецкие танки.

Немцы отошли на исходные. Мы тоже. И по очкам немцы в этот раз явно проиграли. Мы потеряли один «Т-60» и шесть человек (из числа того самого танкового десанта) убитыми, а немцы – семь или восемь «T-III» и неустановленное количество личного состава. Если бы в 1941-м всегда так воевали, война бы точно кончилась через две недели.

Немцы очухались только ближе к вечеру. Правда, никакой кипучей активности они не проявляли. Слыша какое-то шевеление на нашей стороне, они начали редко бить артиллерией, целясь скорее не по своим танкам (они о наших намерениях не могли знать), а по нашему переднему краю. Им в ответ изредка стреляли наши «Ф-22». Но это было позже.

А пока, как только наш «Т-40» развернулся и остановился на исходной позиции, к нему подбежали капитан Никитин с Мишей Шундиком. Разумеется они начали обнимать и целовать вылезшую из танка Татьяну, называя ее главным действующим лицом прошедшей операции. Может, оно, с их точки зрения, было и так, во всяком случае, на меня внимание было ноль. Я спрыгнул с танка на снег, и в этот момент у «Т-40» словно из ниоткуда появился полковник Заманухин собственной персоной.

– И ты молодцом, сержант, – сказал он, явно стремясь успокоить меня, негромким, но значительным голосом. Психолог хренов…

Потом пришел штатный экипаж «сороковки», и, хотя танк мы им вернули в целости и сохранности (не считая, разумеется, поколупанной краски на месте пулевых и осколочных рикошетов), танкисты долго матерились (один при этом окал, смешно, на вологодский или еще какой-то северороссийский манер) – я расстрелял почти весь боезапас для «ДШК», и им теперь предстояло выгребать с днища боевого отделения нехилую россыпь стреляных гильз и пустых оборванных звеньев пулеметных лент.

Хотя это уже было не мое дело.

Собственно, на ближайшие десяток часов мне вообще не нашлось каких-либо дел. Удачно начатая фальшивой разведкой боем операция спецов из Автобронетанкового управления продолжалась, но уже как-то мимо меня.

Как выяснилось, спрыгнувший с танков десант действительно имел личный приказ Заманухина – оставаться в леске за передним краем ровно до того момента, пока не будет эвакуирован нужный нам танк. Дабы не дать немцам возможности подойти к подбитым танкам. И хотя те даже и не пытались этого сделать, морпехи мужественно отмораживали жопы в леске до самого следующего рассвета.

А эвакуацией как таковой занималась уже не группа капитана Никитина. Для этого у Автобронетанкового управления, похоже, были специальные люди.

Как только стемнело, из тыла пришли два здоровенных гусеничных тягача «Ворошиловец» (по-моему, лучшее, что было в то время в Красной Армии для задач эвакуации, не считая танков «КВ» со снятыми при восстановительном ремонте башнями) с потушенными фарами. При тягачах было полтора десятка деловитых мужичков в форме с танкистскими петлицами (самый младший из них имел звание лейтенанта), которыми командовал низкорослый майор, с которым капитан Никитин поздоровался как со старым знакомым.

Дальше все было просто, но далеко не быстро. В темноте «Ворошиловцы» задним ходом вышли в поле за пехотные траншеи и спустя какое-то время вытянули на длинных тросах оба «Т-III», которым соединили перебитые гусеницы. Никитин, Татьяна и Миша Шундик активно участвовали в эвакуации трофеев, ну, а меня, как не имеющего опыта подобного рода, начальство в поле больше не пустило. Хотя я и не возражал, наблюдая за процессом эвакуации в бинокль (правда что толку от обычного бинокля в темноте?) из пехотного окопа, имея в качестве соседа самого полковника Заманухина.

Немцы несколько раз пальнули со своей стороны из не особо небольшого калибра, ориентируясь явно на звук моторов «Ворошиловцев». В тягачи они, разумеется, не попали, но после снарядных разрывов возникла некоторая заминка, а спустя полчаса неожиданно выяснилось, что при обстреле убило Мишу Шундика… Называется – судьба… Зачем-то отошел немного в сторону от крепивших буксировочный трос на лобовой броне немецкого танка эвакуаторов, взрыв снаряда, мелкий шальной осколок – и все… Собственно, я потом видел только, как два бойца уносили на носилках за боевые порядки пехоты накрытое брезентом тело. Поверх брезента лежала знакомая щегольская буденовка, а рядом с носилками шли рыдающая в голос Татьяна и хмурый Никитин.

Уже утром, в Невашеве, когда немного рассвело, я успел осмотреть тот самый трофейный танк. Орлы-эвакуаторы как раз опробовали его двигатель, собираясь уводить машину в тыл.

Что сказать – это оказался «Pz-III», но не серийный, а вариант с опытной подвеской фирмы FAMO, имевший по шесть больших, расположенных в шахматном порядке катков на борт. Теперь стало понятно, что именно с этим танком было не так. Вообще-то таких вот танков в Дриттен Райхе было раз-два и обчелся (они оказались много сложнее и дороже, чем обычные «Т-III»), и эти штучные экземпляры должны были торчать в учебных подразделениях Армии Резерва или на полигонах. Так что подобных машин, а уж тем более с длинноствольной пушкой, именно тут в это лихое время не должно было быть категорически. И это было более чем странно.

Нет, что-то было явно неправильно с этой долбаной реальностью, куда я попал. Возникало дурацкое ощущение, что все это произошло не просто так и где-то, на той стороне шахматной доски, тоже кто-то играет черными и даже регулярно ходит лошадью. Выходит, я что – не один здесь? Или, может быть, это я про наше прошлое знаю далеко не все?

И, кстати, пушка на этом трофейном танке тоже оказалась не простая – экспериментальная, с коническим каналом ствола и снарядами с вольфрамовым сердечником. Немцы такие долго испытывали, но серийно не делали. Не понравились они им из-за дороговизны и сложности изготовления. Этот факт я тоже записал в загадки. Тем более что в момент, когда я рассматривал трофейный танк, на заборе в деревне Невашево опять обнаружился тот самый здоровенный серо-полосатый котяра, который снова сидел и довольно щурился в мою сторону, предсказуемо появившись в десятке километров от места моего вчерашнего знакомства с группой капитана Никитина. И присутствие этого зверя все-таки склоняло меня к мысли о чьем-то ненавязчивом, но постоянном контроле. Хотя думать на эту тему и строить всяческие догадки мне очень не хотелось…

Но однако же нужные снаряды и пушку спецы капитана Никитина во многом благодаря мне все-таки добыли. Кстати, второй трофейный танк оказался вполне заурядным «Pz-IIIG» с короткоствольной 50-мм пушкой. Интересно, что на этом танке попаданиями то ли 12,7 м пуль, то ли 20-мм снарядов «ТНШ» оказалась побита вся оптика и заклинена башня – может, это как раз я постарался. Во всяком случае, полковник Заманухин записал этот факт в безусловные плюсы.