Просто удивительно, в какой грязи живут некоторые люди!Трехкомнатная квартира Маховой могла бы выглядеть вполне прилично, если бы нежуткий беспорядок. В небольшой прихожей громоздилась груда обуви, гдевперемежку лежали грязные зимние сапоги со стоптанными каблуками, детскиезамшевые ботиночки и белые босоножки. На вешалке висела мятая панама.Маловероятно, что кто-то надевает ее зимой. Скорей всего, Вера не утруждаласебя хозяйственными заботами, висит панама, и шут с ней! В кухне, куда она меняпровела прямо в уличной обуви, царил полный кавардак. В мойке громоздилась горатарелок, кастрюль и сковородок, а по вытертой клеенке разгуливали полчищатараканов. Равнодушным движением Вера смахнула прусаков на пол, наступила наних ногой и сказала:

– Садитесь.

Меня передернуло, к горлу подступила тошнота. Но пришлосьсесть на табуретку и положить листки на липкую клеенку.

– Паспорт мой нужен? – спросила Вера.

– Пока нет, начнем с Николая. Отчего он умер?

Хозяйка оперлась локтями о стол:

– От дурости.

– А если поподробнее?

– Бабы Николая сгубили, – вздохнула сестра, – он всю жизньиз-за них страдал. Сел в свое время из-за любовницы.

– Ваш брат был на зоне?

– Эка невидаль, – протянула она, – там все перебывали,только не думайте ничего плохого, Коля не виноват был.

Я хмыкнула. Конечно, иногда страдают невинные, но, какправило, за решетку попадают люди, совершившие преступления. Честных гражданмилиция не вылавливает на улицах, а если послушать тех, кто попал в СИЗО, тосоздается страшная картина: абсолютное большинство «сидельцев» страдает отпроизвола органов правосудия. Ну, ограбил десять человек, и что? Они самивиноваты, зачем ввели в искушение? Зачем носили красивую одежду идрагоценности? Нет бы закутаться в рубище и держать золото под подушкой. Так ими надо! Ясный пень, хочется ограбить такого фраера или чувиху…

– Коля добрый очень был, – вспоминала Вера, – никому зла несделал. Нам с ним в жизни не повезло. Отец к другой ушел, мать пила, вот мы ине получили образования. Я-то в метро устроилась дежурной по станции и ужесколько лет вкалываю на одном месте, а Колька все в неприятности вляпывался.

В четырнадцать лет Махов впервые оказался за решеткой. Онводил дружбу с парнями, которые были намного его старше, а те задумали ограбитьмагазин и поставили мальчика «на шухере».

Грабителей взяли с поличным и отправили на зону, а Колька,как несовершеннолетний, угодил в «малолетку». Следующий раз он законфликтовал сзаконом в двадцать пять. Подрался на улице с мужиком и сломал тому челюсть.Правда, отделался легко, штрафом. Но, видимо, у Махова на роду было написанопопасть на нары, потому что едва он отпраздновал свое тридцатилетие, как угодилпод следствие. Коля ограбил женщину, которая, сняв со сберкнижки крупную сумму,пошла домой малолюдной улицей. Махову не повезло: его жертва не собираласьрасставаться с заработанными кровью и потом денежками. Она вцепилась мертвойхваткой в сумочку и, заорав благим матом, стала драться ногами, царапаться,кусаться… На беду, за углом стояла милицейская машина, и Николая взяли споличным. Учитывая криминальное прошлое подсудимого, судья проявила строгость ивкатила Махову по полной программе. Он получил статью за вооруженный грабеж. УКоли не было пистолета, но в кармане лежал перочинный нож, у которого, какназло, одно из лезвий оказалось длиннее десяти сантиметров. Такая штукаквалифицируется уже не как приспособление для резки колбасы и заточкикарандашей, а как холодное оружие.

– Ну ничего себе, – всплеснула я руками, – а говорите, он невиноват, добрый, женщин любил! Странной, однако, любовью! Так и про ДжекаПотрошителя можно сказать, что он обожал дамский пол прямо до смерти!

– Ну чего глупости городишь, – возмутилась Вера, – Колькатихий был, просто компанейский слишком. Первый раз его парни взрослые с толкусбили, не захотел слабаком показаться, вот и попал. А с кошельком… Зазноба унего завелась, намного моложе его, девочка совсем. Миленой звали. Оторви ибрось, а не девка! Уж не помню, сколько ей лет было! Вроде еще в школе училась,несовершеннолетняя, Николай в нее влюбился, прямо до смеха доходило. Женитьсяхотел, сюда приводил, со мной знакомил!

Вера просто обомлела, когда увидела невесту брата, на видтой было лет тринадцать, не больше. Держалась Милена скромно, глазки долу,губки бантиком. Довершали образ «школьницы» косички, жиденькие, как крысиныехвостики, перехваченные на концах аптекарскими черными резинками.

– Осенью поженимся, – радостно заявил Николай, – готовьсвадьбу, Верка!

Но у сестры на душе было тяжело.

– А ей родители разрешат? – поинтересовалась она. – И гдежить станете?

Невеста зыркнула на будущую родственницу глазами, в которыхчиталась плохо скрытая злоба, но не произнесла ни звука. Влюбленный Колька,ничего не заметив, пояснил:

– Милена без родителей живет, с теткой, той все равно, онаперечить не станет. А жить у меня будем.

Вера вздохнула и ушла к себе в комнату. Вечером Коля вошел ксестре.

– Да ты не переживай, Мила хорошая.

– Молодая больно!

– Так и я не старый.

– Все равно, лучше другую найди, – попыталась воззвать кразуму брата Вера, – эту на ноги ставить придется, учить уму-разуму, содержать,одевать, поить, кормить!

Николай, ничего не ответив, пошел к двери, но на порогепритормозил:

– Я ее люблю, мне другой не надо. А насчет еды небеспокойся, прокормлю жену, не твоя печаль!

Вера только вздохнула. Нет, эта девочка, видать, из ушлых!Такая супом и картошкой не насытится, подавай ей икру, шоколад и апельсины.Просто без памяти влюбленный Колька не замечает хищного взгляда «малютки».Перспектива жить рядом с такой «деткой» в одной квартире совсем не обрадовалаМахову, к тому же она сама собиралась в тот момент замуж и четко понимала: ихтрехкомнатная, хорошая по московским понятиям квартира превратится в коммуналкусо всеми вытекающими последствиями.

Но, видно, Милена тоже сообразила, что к чему, потому какосенью свадьба не состоялась, а Николай решительно заявил:

– Давай менять квартиру, Мила не хочет, чтобы мы тут всезадами на кухне толкались.

Вера возмутилась:

– Еще женой не стала, а уже верховодить начала! Отчего бы ейтебя к себе не забрать?