На телевизоре стояли еще четыре банки. Билли облизнул губы.

— Мне бы тоже баночку, — проскрипел он.

Джинелли посмотрел на него.

— Ага! Рип ван Винкль вернулся к жизни. О чем речь! Сейчасоткрою тебе одну.

Он поднес Билли банку пива, и тот выпил ее всю единым махом.Хорошее, прохладное пиво. Потом ссыпал в пепельницу содержимое флакона эмпирина(подумал: пепельниц в мотелях куда меньше, чем зеркал, но все же хватает).Выудил одну таблетку и запил ее пивом.

— Как рука? — спросил Джинелли.

— Получше. — Отчасти это было ложью. Рука сильно болела. Нос другой стороны, это было и правдой. Потому что Джинелли все еще был здесь ине бросил его. Его присутствие действовало лучше всяких эмпиринов и дозы«Чиваса». Больнее всего бывало в одиночестве, только и всего. Отсюда мыслиперешли к Хейди, потому что ей бы следовало быть здесь, с ним, а не этомугангстеру. Увы, Хейди жила себе в Фэйрвью, упрямо отвергая истину, потому чтокопание в деталях привело бы ее к осознанию собственной вины. Хейди этого нежелала. Обида запульсировала в нем с ударами сердца. Что там сказал Джинелли?«Мудак — это тот, кто не верит тому, что видит?» Попытался отбросить, заглушитьобиду: все-таки жена ведь. Его жена. Делала то, что считала полезным для него…Так ведь? Обида ушла, но не очень далеко.

— А что это у тебя в сумке? — спросил Билли. Сумка стояла наполу.

— Товары, — ответил Джинелли. Он бросил последний взгляд вкнижку и швырнул ее в мусорную корзинку.

— Не смог найти Луиса Лямура.

— Что там за товары?

— Да это так — на потом. Когда пойду с визитом к твоимцыганским друзьям.

— Слушай, не будь идиотом, — встревожено сказал Билли. — Тычто — хочешь закончить, как я?

— Спокойно, спокойно, — сказал Джинелли. Говорил несколькоудивленно, но успокоительно. Зато безумный огонек по-прежнему играл в егоглазах. «Нет, это не мимолетная вспышка», — подумал Билли, — «кажется, явсерьез проклял Тадуза Лемке». Его проклятье располагалось напротив него вдешевом кресле мотеля, обтянутом искусственной кожей, и потягивало пиво «МиллерЛайт». С удивлением и страхом осознал еще одну вещь: возможно, Лемке знал, какснять свое проклятье, но у Билли не было ни малейшей идеи относительно того,как снимать проклятья белого человека из города. Джинелли нашел себе тутразвлечение. Возможно, самое классное развлечение за последние годы. Что-товроде магната на благотворительной ярмарке в городе своего детства. Джинеллиоказался другом, пусть не шибко интеллектуальным, не слишком близким, посколькуназывал его Уильямом, а не Биллом, или Билли. Он оказался громадным иисключительно эффективным охотничьим псом, освободившимся от поводка.

— Кончай с этими успокоительными хреновинами, — сказалБилли. — Лучше скажи, что ты намерен предпринять.

— Никто не пострадает, — ответил Джинелли. — Держи это вголове, понял? Я знаю, как это важно для тебя, Уильям. Ты ведь цепляешься закакие-то там принципы, которые для тебя нынче, увы, недоступны. А я займусьсвоим делом, поскольку для меня ты — обиженная сторона. Главное — никто непострадает. Это тебя устраивает? О'кей?

— О'кей, — сказал Билли, испытав некоторое облегчение. — Нотолько не очень…

— Ну, как сказать… Если ты не изменишь своих намерений, —сказал Джинелли.

— Не изменю.

— Как сказать…

— Что там в пакете?

— Бифштексы, — сказал Джинелли и вытащил один, запакованныйв герметический пакет фирмы Сэмпсон. — Не плохо выглядит, м-м? Взял четырештуки.

— А зачем?

— Давай-ка все по порядку, — сказал Джинелли. — Я отсюдапошел в центр города. Жуть, я тебе скажу. По тротуару пройти невозможно. Накаждой роже обязательно очки «Феррари», у каждой бабы на сиськах какие-тоаллигаторы. Публика — шваль, я тебе скажу. Дешевка.

— Я знаю.

— Представь себе, Уильям. Идет девка с парнем. Так этотпарень засунул руку в карман ее шортов. Я говорю — при всей публике,представляешь? Щупает ее жопу! Ты понял? Будь это моя дочь, она бы никогда насвою задницу не села бы! Я б ей врезал! Извини, дорогой, но я здесь не мог быспокойно жить. Подобная обстановка? — Да пошла она на хер! Я тут позвонилкое-куда. Да! Кстати, чуть не забыл! Я звонил из будки напротив аптеки, зашелтуда и взял для тебя вот это. — Он вытащил пузырек с таблетками и бросил Билли.Тот поймал здоровой рукой. Капсулы калия.

— Спасибо тебе, Ричард, — дрогнувшим голосом сказал Билли.

— Не за что. Прими одну. Не хватало тебе еще инфаркта вдовершение ко всему.

— Я тут попросил кое-кого выяснить для меня некоторые вещи.Прогулялся в гавань, полюбовался яхтами. Знаешь, Уильям, там есть такие, чтопотянут на двадцать… даже на сорок миллионов долларов. Фрегаты прямо! Вкораблях я не разбираюсь, но смотреть на них мне нравится. Они… — Джинелливдруг замолчал и в раздумье уставился на Билли. — Слушай, а там эти парни втемных очках случайно не промышляют наркотиками?

— Хм… вообще-то я читал как-то в «Таймс» прошлой зимой, чтоодин ловец лобстеров обнаружил тут возле островков двадцать мешков товара — ониплавали на воде. Оказалось — марихуана.

— Ага! Ага! Я так и думал. Тут прямо пахнет этим делом. Нокакие идиоты. На уровне любителей. Их дело доставить товар морем и предоставитьостальное людям, которые знают, что надо делать. Из-за таких дураков легавыевсе узнают. А бывает, что вместо пакетов с товаром из воды вылавливают трупы.Вот такая дрянь получается.

Билли сделал большой глоток пива и закашлялся.

— Но это я так — к слову. А вообще-то прогулялся, посмотрелна все эти яхты. Проветрил мозги, а потом обдумал, что надо делать. В общих чертахмне теперь ясно, как поступить и с чего начать. Детали придут потом. Ещепрогулялся по главной улице, позвонил кое-куда. Ордера на твой арест, Уильям, —нет. Но твоя жена и этот твой доктор подписали бумаги на тебя. Я даже записал.— Он вытащил из кармана бумажку. — В невменяемом состоянии. Верно?

Билли разинул рот и издал стон. На смену потрясению пришлаярость. Да, он предполагал, что такое возможно, предполагал, что Хаустон могпредложить такой вариант, а Хейди могла бы согласиться. Но одно дело — предполагать,а другое услышать факт, что твоя супруга пошла в суд и засвидетельствовала, чтоты сумасшедший и невменяемый.

— Предала, сука, — пробормотал он. Он в ярости стиснулкулаки и застонал от боли. Посмотрел на забинтованную руку. На ней обозначилиськровавые цветы.