— Уильям! Уиль… ах ты, мать твою так! — последние слова онпробормотал для себя и ударил плечом в дверь.

Билли встал, его повело, он не смог даже сфокусироватьвзгляд. С легким треском разжались губы.

— Все в порядке, — удалось наконец вымолвить. — Порядок,Ричард. Я здесь. Я проснулся.

Он пересек комнату и открыл дверь.

— Господи, Уильям, я подумал, что ты…

Джинелли прервался на полуслове и уставился на него. Егокарие глаза становились все шире и шире. Билли подумал: «Сейчас он убежит.Когда так смотришь на кого-то или что-то, непременно убежишь, едва оправишьсяот шока».

Джинелли поцеловал большой палец правой руки иперекрестился.

— Ну, ты меня впустишь, Уильям?

Джинелли принес лекарство получше, чем Фандер, — виски«Чивас». Он извлек бутылку из кожаного портфеля и немедленно налил в двабокала. Поднял свой и коснулся краешком бокала Билли (не бокалы, а обычные длямотелей пластмассовые стаканы).

— За более счастливые денечки, — сказал он. — Как насчетвыпить?

— Отлично, — сказал Билли и опрокинул стакан в рот,проглотив все одним махом. После обжигающего взрыва в желудке пламя быстроперешло в мягкое мерцание. Он извинился и вышел в туалет. Нужды идти в туалетне было, просто не хотел, чтобы Джинелли увидел, как он плачет.

— Что он тебе сделал? — спросил Джинелли. — Отравил еду?

Билли расхохотался. Впервые за долгое время смеялся так отдуши. Сел в кресло и хохотал, пока слезы снова не потекли из глаз.

— Как я люблю тебя, Ричард, — сказал он, когда смехпостепенно сошел на нет, перейдя на отдельные хихиканья и хмыканья. — Все,включая мою жену, думают, что я сошел с ума. Последний раз, когда мы с тобойвиделись, у меня было сорок фунтов лишнего веса. И вот посмотри теперь.Репетирую, понимаешь, роль огородного пугала для новой постановки «ВолшебникаИзумрудного Города». И первое, что слышу от тебя: отравил ли он мне еду?

Джинелли нетерпеливо отмахнулся от полуистеричного смеха,равно как и от комплимента. Билли подумал: «Лемке и Джинелли мыслят одинаково.Когда речь идет о мести и ответной мести, они теряют чувство юмора».

— И что — отравил?

— Думаю, что-то вроде этого.

— Сколько ты веса потерял?

Глаза Билли обратились к зеркалу во всю стену. Кажется, уДжона Д. Макдональда он читал, что в современных американских мотелях каждаякомната напичкана зеркалами, хотя большинство постояльцев — толстые бизнесмены,которые не проявляют интереса к лицезрению самих себя в голом виде. Он, правда,был в диаметрально противоположном состоянии, но вполне мог понятьантизеркальные настроения. Подумал: все дело в его лице… нет, не только. Размерчерепа остался тем же, только венчал он столь хилую структуру, что напоминалперезревший большой подсолнух.

«Я никогда не сниму с тебя его, белый человек из города»,вспомнил он слова старика.

— Так какой вес, Уильям? — переспросил Джинелли. Голос егобыл спокойным, даже мягким, но глаза странно и загадочно блестели. Биллиникогда раньше не замечал такого блеска в глазах других, и это вызвалонекоторую нервозность.

— Когда это началось, — когда я вышел из здания суда истарик коснулся меня, я весил двести пятьдесят фунтов. Нынче утром взвесился дообеда — было сто шестнадцать. Ну, то есть… сто тридцать четыре фунта.

— Иисус и Дева Мария, и Иосиф-плотник с Бруклинских Высот, —прошептал Джинелли и снова перекрестился. — Он коснулся тебя?

«Вот теперь он и уйдет. Ни этом месте все уходят», подумалБилли. Мелькнула дикая мысль соврать или сымпровизировать сумасшедшую историю осистематическом отравлении пищи. Но если когда-либо и было время для вранья, тотеперь его не имелось. Ушло такое время. Если Джинелли сейчас выйдет, он выйдетс ним и проводит его хотя бы до автомобиля. Откроет ему дверцу и от душипоблагодарит за посещение. Он отблагодарит его за то, что Джинелли выслушал егосреди ночи и отправил к нему немедленно того странного доктора, а затем и сам прилетел.Но главным образом горячая благодарность была вызвана тем, что Джинелли неубежал после того, как посмотрел на него на пороге широко раскрытыми глазами.

«Ладно уж, выкладывай ему всю правду. Он говорит, что вериттолько в пистолеты и деньги, и, видимо, так оно и есть. Но правду ты ему скажи,потому что это единственный способ отблагодарить такого человека».

«Он коснулся тебя?» — спросил Джинелли, и хотя вопроспрозвучал только что, время в испуганном, смятенном мозгу Билли растянулось.Теперь он произнес самое трудное:

— Он не только коснулся меня, Ричард. Он наложил на меняпроклятье.

Подождал — не исчезнет ли сумасшедшая искорка в глазахДжинелли. Ждал, когда Джинелли посмотрит на свои часы и подцепит рукойчемоданчик. «Время летит, дорогой, верно? Я бы не прочь задержаться ипотолковать с тобой насчет этого проклятья, Уильям. Но, понимаешь, телятина „марсала“стынет в „Трех Братьях“, и…»

Искорка не угасла, а Джинелли не поднялся. Он положил ногуна ногу, поправил складочку на брюках, вытащил пачку «Кэмела» и закурилсигарету.

— А теперь выкладывай все, — сказал он.

Билли Халлек рассказал Джинелли абсолютно все. Когда онзакончил, в пепельнице лежали четыре окурка «Кэмела». Джинелли, какзагипнотизированный, смотрел в глаза Билли. Наступила долгая пауза. Неловкаяпауза. Билли хотелось ее нарушить, но он не знал, как. Кажется, все словаисчерпал.

— Вот это он с тобой и сделал. — Джинелли слегка махнулладонью в сторону Билли.

— Да. Честно говоря, не ожидал, что ты мне поверишь. Но таконо и есть.

— А я верю, — сказал Джинелли слегка рассеянно.

— Неужто? Что случилось с парнем, который верил только впистолеты и деньги?

Джинелли сначала улыбнулся, потом расхохотался.

— Это я сказал тебе, когда ты мне позвонил последний раз?

— Да.

Улыбка быстро сошла с лица.

— Есть еще одна вещь, в которую я верю, Уильям. Я верю в то,что вижу. Вот почему я относительно богатый человек. И вот почему я еще жив…Большинство людей не верят в то, что видят своими глазами.

— Не верят?

— Нет, представь себе. Не верят, пока увиденное не совпадетс тем, во что они верят. Вот, кстати, знаешь, что я увидел в аптеке, куда хожу?Буквально на прошлой неделе увидел.