— Что?

— Они там поставили аппарат для измерения давления крови.Иногда они их продают, а тут — для бесплатного пользования. Засунул руку впетлю, нажал кнопку, петля затягивается. Ты сидишь там, размышляя безмятежно, апотом — пожалте: вспыхивают красные цифры. Смотришь на указатель: «пониженное»,«повышенное», «нормальное». Усек?

Билли кивнул.

— О'кей. Вот стою я там и жду, когда мне принесут бутылкулекарства, которое моя матушка принимает от язвы. И тут заходит мужик, ну, так,на двести пятьдесят весом. Жопа — словно две собаки возятся под одеялом. Наносу — карта всех кабаков, где он надирался, то же самое на остальной роже. Изкармана торчит пачка «Мальборо». Взял пакетики поп-корна, а потом заметил этумашинку. Сел к ней, ну и машинка ему все выдала: двести двадцать на стотридцать. Я, знаешь, не шибко силен в медицине, Уильям, но знаю, что двестидвадцать на сто тридцать это еще то давление. Все равно что ходить с дуломпистолета в ухе. Верно я говорю?

— Точно.

— Так что же этот хмырь делает? Смотрит на меня и говорит:«Все эти цифровые хреновины без конца ломаются». Заплатил за свою кукурузу ипотопал. А знаешь, какая мораль у этой истории, Уильям? Некоторые… да чтонекоторые? — большинство не верят в то, что видят, особенно если это мешает имжрать, пить, думать или верить, понял? Я вот, к примеру, в Бога не верю. Ноесли увижу его, поверю, как пить дать. И не буду ходить и говорить, что,дескать, Иисус — это особые эффекты. Определение полного мудака, я считаю, этокогда кто-то не верит в то, что видит. Можешь теперь меня цитировать.

Билли некоторое время смотрел на него в раздумье, потомрассмеялся. Спустя мгновения Джинелли присоединился.

— В общем, когда ты ржешь, я узнаю прежнего Уильяма, —сказал он. — Но вопрос теперь в том, что нам делать с этим старым засранцем?

— Не знаю. — Билли снова коротко рассмеялся. — Но я думаю,мне что-то предпринять нужно. Ведь я-то его тоже проклял, понимаешь.

— Да, ты сказал. Проклятье белого хмыря из города. Еслиучесть, что все эти белые хмыри из всех городов натворили за последние парусотен лет, серьезная штука… — Джинелли сделал паузу, закуривая очереднуюсигарету. Пустив облачко дыма, он вдруг сказал: — А я могу его крепко скрутить.

— Да нет, это… — начал было Билли и тут же закрыл рот.Представил себе Джинелли, подошедшего к старику и бьющего ему в глаз. Тут жесообразил, что Джинелли имел в виду нечто куда более серьезное. — Нет, тебе неудастся, — заключил он.

Джинелли то ли его не понял, то ли сделал вид.

— Еще как могу. И, пожалуй, никто, кроме меня. Тут я быникому не доверил дело. Но могу сделать не хуже, чем когда мне было всегодвадцать лет. Для меня это совсем не бизнес. Это — удовольствие, понимаешь?Развлечение.

— Ну, нет, я не хочу, чтобы ты там кого-то убивал — хотьего, хоть кого-то другого, — сказал Билли. — Я серьезно…

— А почему бы и нет? — спросил Джинелли спокойно. Но в егоглазах Билли видел все те же сумасшедшие искорки. — Ты опасаешься статьсоучастником убийства? Но убийства не будет — всего лишь самозащита. Потому чтоон убивает тебя, Билли. Еще неделя, дорогой мой, и люди сквозь тебя начнутчитать объявления, не прося посторониться. Ты понял?! Пара недель, и тыпобоишься выйти на улицу, чтоб тебя ветром не унесло!

— Твой этот медик говорил, что я могу помереть от сердечнойаритмии еще до того, как меня ветром унесет. Видно, сердце-то у меня тожетеряет в весе, как и все остальное. — Халлек сглотнул. — А знаешь, мне до сихпор такое и в голову не приходило. Хм… убить? Защищаясь?

— Вот именно. Он тебя убивает… ладно, хрен с ним. Ты нехочешь, чтобы я его пришил. Я его не трону. Идея в общем-то вшивая. Она нерешит…

Билли кивнул головой. Ему пришла в голову та же мысль.«Сними с меня это», сказал он Лемке. Даже белые люди из города понимали, о чемидет речь, что нужно предпринять. Если Лемке умрет, проклятье просто-напростоисчезнет.

— Проблема в том, что назад удара не вернешь, — сказалДжинелли в раздумье.

— Не вернешь, — согласился Билли.

Джинелли загасил окурок и поднялся.

— Мне надо крепко подумать, Уильям. Очень крепко… И мненужен хороший отдых для мозгов. Знаешь, когда в башке такая путаница ирасстройство, ни до чего дельного не докумекаешь. А когда я смотрю на тебя, мнеохота немедленно взять большую пробку и заткнуть дыру в носу тому засранцу.

Билли тоже встал, но чуть не свалился при этом, Джинелливовремя поддержал его. Тот ухватился за него здоровой рукой. Не помнил, когдаеще в жизни так хватался за мужчину.

— Спасибо тебе, дорогой, за то, что посетил меня, — сказалБилли. — И за то, что поверил.

— Ты славный парень, — сказал Джинелли, отпуская его. —Попал, конечно, в скверную ситуацию, но, может, нам удастся тебя вытянуть. Влюбом случае эту старую гадину мы обложим. Я сейчас выйду и прогуляюсь паручасиков, Билли. Надо мозги прочистить и продумать кое-какие идеи. Кроме того,мне нужно кое-куда позвонить в город.

— Насчет чего?

— Потом скажу. Прежде всего мне надо подумать. Не пропадешьтут?

— Все в порядке.

— Ты ложись-ка. А то лицо совсем белое стало.

— Хорошо. — Его тут же начало клонить в сон. Хотелось спатьи отдохнуть, потому что чувствовал себя смертельно усталым.

— Кстати, девка, которая в тебя стрельнула, — ничего так?

— Потрясающая.

— Даже так? — В глазах Джинелли с новой силой вспыхнулстранный огонек. Это вызвало у Билли тревогу.

— Хороша…

— Ложись, Билли. Поспи. Я приду попозже. Ничего, если я ключвозьму?

— О чем речь…

Джинелли вышел. Билли лег в постель и аккуратно положилрядом перевязанную руку, понимая, что, если повернется во сне и надав??т на нее,проснется от боли.

«Может быть, это его хохма», подумал Билли. «Может быть, онсейчас звонит Хейди. А когда я проснусь, у подножия постели будут сидеть люди сбольшими сетчатыми ловушками. Они, наверно…»

Он быстро заснул и ни разу не потревожил больную руку.

На сей раз не было страшных снов.

Когда проснулся, людей с сетчатыми ловушками в комнате небыло. Напротив него в кресле сидел Джинелли и читал книжку «Это дикое похищение»,попивая пиво из жестянки. За окном была темень.