– Если бы ты назвал имя предателя, это помогло бы намобеспечить безопасность принцессы при Дворе.

Шолто в ответ на эти слова рассмеялся – теми резкимизвуками, которые у него сходили за обычный смех.

– Я не назову, кто послал меня сюда, но могу предположить,кто хотел, чтобы сообщение было передано. И ты тоже можешь. Мередит сбежала отДвора, поскольку сторонники принца Кела постоянно вызывали ее на дуэли. Если быза покушениями на Мередит стоял кто-то другой, королева бы вмешалась ипрекратила это. Такого оскорбления королевской крови она бы не допустила, пустьдаже оно направлено на лишенную магии смертную полукровку. Но за всем этимстоял ее ненаглядный малыш, и мы все это знали. Поэтому Мередит сбежала испряталась – она не могла надеяться, что королева поможет ей выжить, когда Келхочет ее смерти.

Дойл встретил обвиняющий взгляд бесстрастным лицом.

– Я думаю, ты увидишь, что наша королева уже неотносится так терпимо к... выходкам принца.

Шолто снова засмеялся – болезненный звук.

– Когда всего несколько дней назад я покидал Двор, я бысказал, что она по-прежнему весьма терпима к... выходкам принца.

Лицо Дойла осталось безмятежным, будто никакие слова Шолтоне могли нарушить его душевный мир. Я думаю, это доставало Шолто хуже любойдругой реакции. И Дойл, я думаю, это знал.

– Решаем проблемы по очереди, Шолто. Сейчас у меня естьобещание королевы и ее магия, гарантирующие, что принцессе не будет причиненвред при Дворе.

– Твоя воля верить в это, Дойл. Но сейчас я прошу тебяпомочь мне даровать смерть той, которую я ценил.

Дойл легко встал, будто не его придушили до полусмертинесколько минут назад. Я даже не знала, смогу ли я стоять. Не только бессмертиямне недостает из-за моей человеческой крови.

Они оба протянули мне руки одновременно, и я приняла их. Онипочти вздернули меня на ноги.

– Легче, мальчики. Мне нужна помощь, чтобы встать, а нелететь.

Дойл посмотрел на меня.

– Ты бледна. Насколько ты серьезно ранена? Я покачалаголовой и освободила обе руки.

– Не настолько. В основном это шок, и... это было больно,когда я... то, что я сделала с Нерис.

– А что ты сделала? – спросил он.

– Пойди и увидишь, – сказал Шолто. – Этостоит взгляда или даже двух. – Он посмотрел на меня. – Вести о том,что ты сделала, полетят ко Двору впереди тебя, Мередит. Мередит, ПринцессаПлоти, уже более не просто дочь Эссуса.

– Очень редко дитя наследует те же дары, что были уродителя, – сказал Дойл.

Шолто направился к двери, завязывая по дороге пояс пальто.Кровь пропитала ткань напротив отрубленного щупальца.

– Пойди, Дойл, Носитель Пламени Боли, Барон СладкийЯзык, пойди и посмотри, а потом скажи, что ты думаешь о дарованиях Мередит.

Первый титул был мне знаком, но не второй.

– Барон Сладкий Язык? – спросила я. – Никогдане слышала, чтобы тебя так называли.

– Старая кличка, – ответил он.

– Брось, Дойл, не скромничай. Так его когда-то звалакоролева.

Они переглянулись, и снова в этом взгляде была тяжестьстарой вражды.

– Это имя не за то, что ты думаешь, Шолто, –сказал Дойл.

– Я ничего не думаю, но мне кажется, что прозвищеговорит само за себя. А тебе, Мередит?

– Барон Сладкий Язык – в этом прозвище естьопределенное настроение, – ответила я.

– Это не то, что вы думаете, – повторил Дойл.

– Ну, – бросил Шолто, – во всяком случае, неза твою медоточивую речь.

Вот это была правда. Дойл не произносит длинных речей, иумелым льстецом его тоже никто не назовет.

– Если ты хочешь сказать, что секс здесь ни при чем, ятебе верю, – сказала я.

Дойл слегка мне поклонился:

– Спасибо.

– Королева дает своим любимчикам прозвища только засекс, – сказал Шолто.

– Не только, – возразил Дойл.

– Когда и за что?

– Когда, считает, что кличка будет в тягость тому, ктоее носит, и потому что любит бесить других.

– Ну, последнее верно, – согласился Шолто. Он ужедержался за ручку двери.

– Странно, что еще никто сюда не ломится сруганью, – заметила я.

– Я наложил на дверь заклятие отвращения. Ни одинсмертный не захочет сквозь него проходить, и мало кто из фейри.

Он начал открывать дверь.

– А ты не хочешь забрать свое... свою конечность? Ееможно приставить.

– Отрастет, – отмахнулся он.

Наверное, недоверие, которое я испытывала, отразилось у меняна лице, поэтому он улыбнулся – наполовину снисходительно, наполовину смущенно.

– Есть хорошие стороны в том, чтобы быть наполовинуночным летуном. Немного, но есть. Любая часть тела у меня регенерирует. –Он помолчал, будто задумался на секунду, и добавил: – Пока что.

Я не знала, что можно на это сказать, потому промолчала.

– Я думаю, принцессе надо немного отдохнуть, поэтомуесли сейчас мы могли бы пойти посмотреть твою раненую... – Дойл незакончил фразу.

– Да, конечно.

Шолто придержал перед нами дверь.

– А как же вот этот беспорядок? – спросилая. – Оставим валяться на полу куски щупальца и кровь повсюду?

– Беспорядок устроил барон, пусть он и убирает, –предложил Шолто.

– Ни кровь, ни части тел не принадлежат мне, –сказал Дойл. – Если хочешь убрать этот беспорядок, то предлагаю тебесделать это самому. Кто знает, какой вред может нанести умелая колдунья с помощьюкуска твоего тела?

Шолто попытался возражать, но в конце концов сунулотрезанное щупальце в карман своего пальто. А щупальце размером с тело осталосьлежать где было. Я бы на месте Шолто определенно дала бы уборщицам щедрыечаевые – как возмещение тем, кому выпадет прибирать туалет.

Мы поднялись на лифте, и Дойл опустился на колени перед тем,что осталось от Нерис Серой. Это был кусок живой плоти размером примерно сбольшую корзину. Нервы, сухожилия, мышцы, внутренние органы влажно поблескиваливнутри. Этот кусок мяса даже поднимался и опадал с дыханием. Хуже всего былзвук: высокий тонкий крик, приглушенный, потому что рот находился теперь внутритела, и все же она кричала. Она визжала. Дрожь, которая уже пошла на убыль,заколотила снова. Вдруг мне стало холодно в штанах и в лифчике.

Я подобрала с пола блузку и надела, хотя знала, что этотхолод одеждой не унять. Скорее душа тряслась, чем тело. Тут можно было зарытьсяв груду одеял, и это не помогло бы.