С 1688 года, после того как Стюарты были изгнаны, в Англии многое изменилось. «Акт о веротерпимости», изданный Парламентом, исключал из числа полноправных граждан католиков и «атеистов». Так называли тогда без разбору всех сомневающиеся в истинности традиционных религий. К числу таких вольнодумцев принадлежали и сторонники «разумной религии» — деисты. Вождь деистов Джон Толанд на горьком опыте убедился в невозможности открытой пропаганды своих идей: его «Христианство без тайн» было уничтожено, а сам он бегством спасся от неминуемого ареста.

Первым масонским орденом стало объединение франкмасонов — закономерное дитя старого масонского братства. Этот орден возник не раньше второго десятилетия XVIII века, и основателями его были люди, не ставившие перед собой реформаторских и философских целей. Первые великие ложи возникли в Англии в более мирную эпоху: большинство людей высшего и среднего класса не помышляло ни о чем, кроме отдыха от бесконечных смут и борьбы предшествующих десятилетий. С установлением новой династии жизнь страны входила в мирное русло: все нужное для ее спокойствия казалось достигнутым. Проявлялась страсть к разного рода кружкам и клубам. Одной из таких великосветских и просто светских организаций и стал, по-видимому, орден свободных каменщиков.

Появление столь любопытного социального явления не могло не привлечь внимания элиты общества. Первыми заинтересовались ожившей масонской организацией члены Королевского общества, а примкнул к организации доктор права и придворный принца Уэльского — Джон Теофил Дезагюлье, в 1719 году выбранный третьим по счету гроссмейстером Великой ложи. В 1721 году его примеру последовал доктор Стекли, — по его собственному признанию, соблазненный надеждой открыть в масонстве пережитки античных мистерий. Третьим стал еще один член Королевского общества, скрывавшийся под псевдонимом Филалет, известный как автор предисловия к вышедшему в 1722 году английскому переводу алхимического трактата «О долговечных людях». В масонах уже начинали видеть носителей великих тайн — как бы новую форму «розенкрейцерских братьев», — но, с другой стороны, подозревали в них атеистов и политически опасных людей.

Газеты проявили свою активность в отношении масонских лож не сразу, а лишь тогда, когда в масонство стали все активнее вступать представители знати. Гроссмейстерами Великой ложи становятся сначала герцог Монтегю, затем герцог Уортон, его сменяет граф Долькес и другие герцоги, графы и лорды, непрерывно следующие друг за другом вплоть до наших дней. И вот уже в декабре 1721 года через периодику распространяется слух о предстоящем принятии в масонство наследника престола — самого принца Уэльского! Известия о масонах все чаще теперь заполняют страницы лондонских газет, масонство решительно входит в моду.

Это позволило новоявленным масонам перейти к более активным действиям. В июне 1722 года к государственному секретарю лорду Таунсенду явилась депутация лондонских масонов, чтобы уведомить его о предстоящем годичном собрании Великой ложи и еще раз засвидетельствовать перед правительством свою безусловную лояльность и преданность престолу. «Его Сиятельство, — рассказывала об этом событии 16 июня 1722 года газета «Лондон джорнал», — отнесся к депутации вполне благосклонно и заявил, что франкмасоны могут спокойно продолжать свою деятельность, пока в ней нет ничего более опасного, чем старые масонские тайны, носящие, очевидно, самый невинный характер».

Однако тайное общество было не столь закрытым, как можно было бы ожидать. Отраслью деятельности масонства, носившей безусловно открытый общественный характер, была благотворительность, завещанная новому масонству старыми ремесленными гильдиями, в деятельность которых всегда входила забота о нуждающихся в поддержке «братьях». Знаменитая «масонская троица» — Братство, Верность, Молчание, означающая братскую любовь, помощь и верность в среде всех истинных масонов, — неоднократно выступает и в рассказах современников о масонах, и в публичных речах и декларациях самих масонов.

И по иронии судьбы эта неполная секретность сыграла с братством злую шутку. Несмотря на столь мирный и в общем чуждый политике характер деятельности, в английском масонстве проявились было и другие тенденции: вместе с титулованной знатью в лондонские ложи прокралась «крамола». Филалет в предисловии к своим «Долговечным» уже предупреждал масонов против ложных братьев и «сеятелей раздора, живущих в доме». В период 1723–1724 годов в масонство просачиваются разнообразные политические разногласия, однако большинство хранит единство, верность династии и провозглашенным ею принципам либерализма. Вероятно, это вызвало враждебное отношение к масонскому ордену со стороны иезуитов и находившегося под их влиянием римского престола. В 1738 году на свет божий появляется папская булла, осуждавшая масонов как секту, вредную для апостольской церкви. Почти все проявления антимасонского настроения, и в печати, и в обществе, стали особенно частыми с начала 40-х годов — в период подготовки последнего покушения на реставрацию Стюартов. На лондонских улицах появляются так называемые «масоны наизнанку», с их шутовскими шествиями, якобы подражавшими шествиям масонов. Чтобы спасти достоинство от насмешек толпы, масоны принуждены были не только прекратить уличные процессии, но и отказаться от ношения масонского костюма вне закрытых заседаний ложи. С этих пор масоны с большей осторожностью стали допускать в свою среду чиновников и даже изменили пароли. Эта перемена послужила одним из поводов к «великому расколу» английского масонства.

Как мы уже могли убедиться на примере некоторых других орденов, зачастую расширение географии тайного общества и численности его членов является основной причиной его раскола. А масонство в Англии разрасталось просто невиданными темпами. В 1724 году наряду с лондонскими ложами, число которых возросло уже до 20, в организации появились и провинциальные. И уже в 1729 году из 54 лож, примыкавших к Великой Лондонской ложе, 12 находились в провинции. За провинциальными ложами стали появляться и заграничные, возникшие большей частью совершенно самостоятельно — безо всякого участия лондонской ложи, — просто в силу потребности англичан повсюду создавать привычную обстановку и среду.

Эта тенденция взяла свое начало в английской общине в Испании: в 1728 году появилась английская ложа в Мадриде, основателем ее стал герцог Уортон, который в Англии так и не смог ужиться с масонством, зато за границей не только забыл о своем неприятии масонства, но и присвоил себе титул второго депутата Великой ложи. В 1729 году возникла ложа в Гибралтаре, в 1732-м — в Париже, за ними — в Гамбурге, Лиссабоне, Лозанне и других городах. В 1749 году общее число примыкавших к Великой ложе заграничных лож достигло уже 13. Появились английские ложи и вне Европы — в азиатских и американских колониях: в Филадельфии (1730 г.), в Индии (1762 г.), на Ямайке (1742 г.), в Канаде (1760 г.) и т. д. По примеру англичан к ложам стали примыкать местные англоманы. А затем стали появляться и чисто местные масонские ложи.

Раскол был неминуем и близился неумолимо. Началось все с того, что не все английские отделения признали авторитет первой Великой ложи, среди них было немало вновь возникших и старых лож, сохранявших полную независимость или создавших себе свои центры — новые великие ложи. Первыми появились великие ложи Ирландии, Шотландии — первая в Дублине (1725 г.), вторая в Эдинбурге (1736 г.). Около трети шотландских лож немедленно примкнуло к Эдинбургской великой ложе, но это не помешало и Кильвигской ложе объявить себя великой (1743 г.): гроссмейстером Великой ложи Шотландии был выбран представитель рода Сен-Клеров, претендовавших на наследственное звание «надзирателей и судей масонов»; правда, принимая гроссмейстерское звание, сэр Уильям Сен-Клер торжественно отказался от этих притязаний. О роде Сен-Клеров мы еще поговорим, рассказывая о Приорате Сиона, а сейчас просто напомним о «Коде да Винчи», где род Сен-Клеров однозначно назван восходящим к роду Марии Магдалины.