Иная ситуация сложилась в Пскове: здесь местная знать сумела переломить настроения простых псковичей в пользу Всеволода. Заручившись тайной поддержкой новгородских и псковских «приятелей» Мстиславича, посадник Костянтин Микулич и «инех добрых муж неколико» 7 марта 1137 г. бежали в Вышгород, который великий князь Ярополк дал Всеволоду в держание. Беглецы привезли изгнаннику радостную для него весть: «Поиди, княже, тебе хотят опять». Всеволод, вероятно, не мог не увидеть в этих словах сильного преувеличения; тем не менее он сразу же выехал в Псков с братом Святополком и действительно был принят там с честью. По всей видимости, этот поступок местных жителей можно считать первым проявлением псковского сепаратизма. В отношениях с Новгородом псковичи были одержимы теми же самыми устремлениями, которые заставляли новгородцев враждовать с Киевом. Посадить у себя «своего» князя было лучшим способом освободиться из-под влияния старшего города.

Известие о возвращении Всеволода всколыхнуло Новгород. Все тайные и явные «приятели» изгнанного князя оживились, в городе снова вспыхнули раздоры. «И мятеж бысть велик в Новегороде», – замечает местный летописец. Но вернуть расположение веча к Мстиславичу его сторонникам оказалось не по силам; они и на сей раз остались в меньшинстве: «не восхотеша людье Всеволода». В страхе за свою жизнь многие «добрые мужи» побежали в Псков, а новгородцы отправились грабить их дома и дворы. Оставшихся бояр тоже подвергли розыску, нет ли среди них «приятелей» Всеволода. С заподозренных, среди которых, по словам летописца, было много невинных, взяли полторы тысячи гривен и отдали эти деньги купцам на сборы к войне.

Св. князь Всеволод Мстиславич

Получив безоговорочную поддержку от городских низов, Святослав Ольгович собрал земское ополчение («совокупи всю землю Новгородскую»), призвал на помощь своего брата Глеба с курскими полками, нанял половцев и со всем этим огромным войском пошел выгонять Всеволода из Пскова. Но псковичи не испугались и приняли предупредительные меры, устроив в лесах, на пути следования новгородской рати, непроходимые засеки. Увидев неуступчивость псковичей, новгородцы раздумали воевать. «Не хотим проливать крови братьев своих, пусть Бог все управит своим промыслом», – сказали они Святославу на войсковом сходе. Тот вынужден был повернуть назад.

Неизвестно, какой исход имела бы эта пря Мстиславича с Ольговичем за Новгород, если бы не скоропостижная кончина Всеволода, последовавшая в том же 1137 г.405 Псковичи и после его смерти не захотели подчиниться Святославу и посадили у себя Всеволода, брата Святополка. А между тем в Новгороде уже сожалели, что так крепко держались за Ольговича. Беды сыпались на новгородцев одна за другой. Рассерженные Мономашичи организовали торговую блокаду Новгородской земли, прекратив подвоз дешевого хлеба из Среднего Поднепровья и с Верхней Волги, и наседали со всех сторон. В то время, сетует новгородский летописец, не было мира ни с Псковом, ни с Суздалем, ни со Смоленском, ни с Киевом, ни с Полоцком406. Выход был найден в очередной смене князей. 17 апреля 1138 г. новгородцы выгнали Святослава Ольговича и пригласили на его место Ростислава, сына Юрия Владимировича. Эта был компромисс, временно устроивший обе новгородские партии: новый князь был Мономашич (что привлекало к нему сторонников Всеволода), но не Мстиславич (чем могли утешиться приверженцы Святослава). «Тогда же и псковичи с новгородцы смиришася», – добавляет летописец.

Бескровное поражение Святослава Ольговича на севере отозвалось яростным звоном мечей на юге. Черниговские Ольговичи с половцами вторглись во владения Андрея Владимировича и принялись воевать Переяславскую волость по реке Суле. Ярополк, занятый сбором войск, медлил оказать брату помощь. Андрей собирался было уже бежать из Переяславля, но тут Всеволод Ольгович, услышав о грандиозных приготовлениях великого князя, сам прекратил войну, распустил половцев и ушел в Чернигов. Военные сборы Ярополка и в самом деле могли устрашить кого угодно. По сообщению летописи, великий князь «скопившю множьство вой»: на его зов явились братья и племянники с ростовцами, полочанами, смоленцами, галичанами, владимирцами (с Волыни) и туровцами; кроме того, к нему прибыли сильные полки от венгерского короля и многочисленные толпы берендеев. Неторопливо дождавшись, когда до Киева добрел последний ратник из этого могучего воинства407, Ярополк двинулся со своей многоплеменной ратью к Чернигову. Всеволод Ольгович, по обыкновению, хотел бежать из города, но был остановлен черниговцами, в отчаянии «возопившими» к своему князю, умоляя его не губить Черниговскую волость, отложить свое высокоумие и примириться с Ярополком в надежде на его милосердие. Видя панические настроения своих подданных, Всеволод Ольгович решил, что лучше будет «смиритися Бога ради». Его послы «с покореньем» предстали перед Ярополком, который, оправдывая общее мнение о себе как о князе, «не радующемся кровопролитью», заключил с Ольговичем мир (неизвестно на каких условиях), обменялся дарами и «славяще Бога» удалился в Киев.

Поход 1138 г. на Чернигов стал последним государственным деянием Ярополка Владимировича. 18 февраля следующего года он умер. Хотя система родового старейшинства и политическое главенство Киева при нем и оказались поколеблены почти до полного разрушения, в народной памяти и в летописях он остался достойным сыном своего великого отца, Владимира Мономаха, грозой степных варваров и последовательным противником междоусобиц, который «не хощеть пролияти крови християнские».

I

До какой степени расшатались основы старого династического порядка, обнаружилось сразу же после смерти Ярополка. Похоронив великого князя в церкви Святого Андрея408, киевляне с митрополитом 22 февраля 1139 г. торжественно встретили и посадили у себя старшего Мономашича, туровского князя Вячеслава Владимировича. Однако уже в начале второй недели его княжения, 4 марта, в ворота Киева громко постучался Всеволод Ольгович, пришедший из Чернигова вместе со своим родным братом Святославом (который, уйдя из Новгорода, обосновался в Курске) и двоюродным – Владимиром Давыдовичем. В ультимативной форме он потребовал от Вячеслава добром освободить киевский стол и в доказательство серьезности своих намерений поджег Копырев конец – западный район города. Вячеслав размышлял недолго, показав, что дорожит киевским столом не больше, чем переяславским, на котором его шесть лет назад тщетно пытался удержать Ярополк. Митрополит Михаил, прибывший по его поручению в черниговский стан, передал Всеволоду Ольговичу следующие слова князя-«половчина»: «Аз, брате, приидох зде [пришел сюда] по братии своей Мстиславе и Ярополке, по отец наших завещанию409; аще ли ты восхотел еси сего стола, оставя свою отчину, ино, брате, аз есмь мний тебе буду [то, изволь, я буду младше тебя]; но отъиди ныне Вышегороду, а аз иду в переднюю свою власть [в прежнюю свою волость, то есть в Туров], а Киев тебе». Всеволод освободил дорогу Вячеславу и на другой день, 5 марта, беспрепятственно занял опустевший киевский стол.