– Соседа видели сегодня? – спросил он Алесю.

И то, что он не поздоровался, и, главное, лица всех троих – Толик говорил про такие «морды протокольные» – заставило ее насторожиться.

– Нет, – сказала она. – А что случилось?

Не ответив, тот снова принялся названивать в Женину дверь и делал это все время, пока Алеся возилась ключами в двух Ритиных замках.

Наконец им надоело трезвонить.

– Мы ему повестку оставляем. Вот тут, в дверях, – сказал второй. – Передайте, чтобы отреагировал.

Ничего на его слова не ответив, Алеся вошла в квартиру. Запираясь изнутри, она смотрела в глазок и видела, что все трое ушли, воткнув бумажку в соседнюю дверь.

Что делать дальше, было непонятно. Она не знала ни Жениного телефона, ни даже фамилии, чтобы поискать его в соцсетях. Оставалось только прислушиваться к звукам на лестничной площадке.

Алеся и прислушивалась, открыв дверь из прихожей в комнату, где сидела в кресле с книгой, которую купила на прошлой неделе в большом книжном магазине на Тверской. Называлась она «Бал в Кремле», написал ее итальянец по фамилии Малапарте, приезжавший в Москву при Сталине. И Малапарте этот был странный, и книга его странная тоже, но Алеся почему-то увлеклась, хотя купила ее случайно, только из-за названия – подумала, это будет что-нибудь про старинную и спокойную жизнь. Спокойной жизни в книге и помину не было – она оказалась похожа на «Мастера и Маргариту», но без нечистой силы и всего смешного, а только с чекистами. Зато в этой книге была Москва, и именно такая, какой ее видит сторонний человек, которому она почему-то не безразлична. Это Алеся сразу поняла, потому что и сама смотрела на Москву таким же взглядом.

Шаги на лестнице раздались, когда она читала, что у девушек в сталинские годы платья были словно из луковой шелухи, как хитон у Одиссея. Она положила книгу на пол, вышла в прихожую, глянула в глазок и открыла дверь.

Женя стоял перед своей дверью и рассматривал оставленную для него бумажку.

– Здравствуйте, – сказала Алеся. – Я видела, как вам ее принесли. Они сказали, это повестка.

– Здравствуйте, Алеся, – ответил он. – Ну да, повестка.

– Вас куда-то вызывают?

– Они считают, что да.

– А на самом деле нет?

– Они же мне ее не вручили. Значит, могу не ходить.

– А они – это кто? – спросила Алеся.

– Некий бессмысленный отдел.

Его ответ не был понятен, но собственное непонимание не показалось ей существенным.

– Это опасно для вас? – спросила она.

– Не думаю. – Он пожал плечами. – Но предпочел бы с ними не встречаться. Особенно сейчас.

– Почему именно сейчас?

– Потому что у меня нет загранпаспорта. Старый закончился, а новый будет готов через неделю. И не хотелось бы за эту неделю получить что-нибудь вроде подписки о невыезде.

– Почему подписку? Вы же не преступник!

– Откуда вы знаете?

Он улыбнулся.

– Они всю неделю будут вас донимать, – вместо ответа сказала Алеся.

– Почему вы думаете?

– А зачем бы приходили? Снова придут и своего добьются.

– Может и так. А может, плюнут и отстанут.

– Но за что они к вам пристали? – спросила Алеся. И поспешила добавить: – Если вам неприятно про это говорить, то и не говорите.

– Ничего неприятного. Да и говорить, собственно, нечего. Думаю, просто обратили на меня внимание в воскресенье и решили выяснить, кто я и что.

– Это в Брюсовом переулке, что ли? – поразилась она. – Господи, да там же сколько людей было! Что они, к каждому ходят, да еще с повестками?

– Людей там, к сожалению, было не так уж много, – ответил Женя. И заметив, что Алеся не поняла, почему «к сожалению», объяснил: – Иначе те в черном не чувствовали бы себя настолько безнаказанными. Но дело в том, что история с эпилептиком разошлась по сетям, вчера про нее кто только не сообщил, на Ютюбе какое-то немыслимое количество просмотров, журналисты меня нашли, просят сказать, что я об этом думаю.

– Но вы же не будете…

– Почему не буду? Что думаю, то и сказал. Это гораздо проще, чем помалкивать. И для здоровья полезнее. Вы и сами знаете как медсестра.

Как медсестра Алеся, конечно, знала, что сдерживать эмоции не полезно. Но говорить о том, что произошло у нее на глазах вчера, ни за что не стала бы. – Вы относитесь к этому иначе, потому что вам приходится думать о ребенке.

Женя легко читал ее мысли. А вернее, они были так незамысловаты, что их не трудно было прочитать.

Про ребенка она упомянула вчера мельком. Зашел разговор о Полесье, и Алеся вспомнила, как вместе с Сережкой собирала на болоте растения с «ватками» на концах, чтобы разжечь костер. Как эти растения называются, вспомнить не смогла, хотя костер с их помощью разжигала еще во время школьных походов. Женю сообщенные ею сведения заинтересовали. Даже удивительно – Алеся не видела в них ничего особенного, тем более что он работал в Африке с «Врачами без границ» и в сравнении с тамошней экзотической природой растения полесских болот должны были казаться ему самыми обыкновенными.

Когда Алеся сказала ему об этом, он пожал плечами:

– Так ведь интерес или есть, или нет его. Не к чему-то, а вообще, к жизни. От возрастной химии зависит, наверное.

Но она подумала, что это не так. Тот интерес к жизни, который Женя назвал возрастной химией – связанный только с молодостью и искрами сверкающий в глазах, – она распознавала сразу и знала, как быстро он проходит. Когда встречались всем классом год назад, ей не по себе стало от того, что не узнала нескольких одноклассников. Угасли у них в глазах эти самые искры, и потому переменилась даже внешность. Она сначала тоже подумала, что это просто от возраста, но потом сравнила их с теми, кто не переменился так разительно, и поняла, что всегда,