Она успела только перевернуться на живот. От тяжёлого удара потемнело в глазах, где-то вдалеке послышался сигнальный рог.

— Твин! Ты меня слышишь?

Она с трудом разлепила глаза. Боль тошнотой подкатывала к горлу, тело ломило, голова раскалывалась на части.

— Можешь подняться?

Только сейчас сообразила, что перед ней Слай. Ухватившись за протянутую руку, с трудом удержалась на ногах и повисла на его плече.

— Харо?

— Живой вроде, — Триста Шестой склонился над соратником и помог подняться.

Она слабо ухмыльнулась: смотри-ка, даже держится на своих двоих. Крепкий, засранец, не то, что она.

Оглядев арену, заметила тех двоих у ложа. Победители, мать их. Выходит, в отключке была недолго.

— Идти сможешь?

— Думаю, да, — шаги давались с трудом, без помощи точно бы не добралась.

На удивление, Девятнадцатый промолчал. Наверняка припас какую-нибудь колкость на потом, а может тот скорпион немного сбил спесь.

Шустрый подхватил Харо под руку. Тот что-то неразборчиво проворчал, но упираться не стал. Досталось ему прилично: кровь залила лицо так, что татуировок не видно.

— Дерьмово выглядишь, — не удержалась Твин.

— Ты тоже ничего, — Харо изобразил подобие улыбки, и в очередной раз сплюнул.

Она провела рукой по щеке. Ладонь окрасилась в красный. А это ещё откуда?

— Бровь рассечена, — Слай перехватил её запястье, — не трогай.

— Неплохо повеселились, — подытожил Харо, — Керсу бы понравилось.

Надзиратель поднял руку, приказывая подойти всем к ложу.

— Сама дойду, — заверила она, отпустив плечо Семидесятого.

Харо тоже отказался от помощи и, спотыкаясь, поплёлся за остальными.

Высокородные встретили их молчанием. Один из них, в белом пиджаке, презрительно фыркнул. Советник, учтиво склонившись, слушал речь короля, из которой Твин не понимала ни слова. Услужливо кивнув, Хорёк, как прозвал его Слай, повернулся и с довольной улыбкой заговорил:

— Осквернённые! Сегодня вы неплохо сражались. Трое из вас удостоятся чести называться гладиаторами, но ваш господин, Его Величество Юстиниан Великодушный, принял решение оставить в замке всех. Поздравляю, вы оправдали его ожидания. Теперь можете идти, — последнюю фразу он бросил с особой небрежностью и тут же отвернулся.

Высокородный, который всё это время не сводил с неё глаз, посмотрел куда-то в сторону. Твин проследила за его взглядом и нахмурилась: белокурая девчонка внимательно наблюдала за Харо. На красивом лице читался плохо скрываемый интерес. Странная она всё-таки, как и тот, в чёрном пиджаке. Кем бы он ни был, стоит быть поосторожнее. Почему-то не покидало предчувствие, что это далеко не последняя их встреча.

«В соответствии с правками о частной организации Осквернённый Легион, каждый новорожденный должен ставиться на учёт в Надзор над Генетической Чистотой Граждан. В случае, если мутация не выявлена в течении трёх лет со дня рождения, ребёнку выдаётся документ, подтверждающий генетическую чистоту с правом на пересмотр в любой срок. В случае, если мутация обнаружена в течении трёх лет со дня рождения, ребёнок изымается из семьи и передаётся организации Осквернённый Легион. Если мутация обнаружена после десяти лет со дня рождения, мутант лишается права гражданина, если оно имеется, и немедленно подвергается эвтаназии».

«Заветы потомкам. Кодекс скверны», 03.020

Всю ночь Максиан просидел, закрывшись в кабинете. Нестерпимая тоска нахлынула с новой силой, пожирала изнутри, терзала бессонными ночами, выжигая в душе клеймо позора за малодушие.

Она так похожа на свою мать. Милая Анна, такая смелая, самоотверженная, отчаянная. Как же безумно он любил её. И любит до сих пор. Казалось, образ её поблек со временем, отступил назад, но при виде Пятьдесят Девятой снова вспыхнул, засиял ярче прежнего.

А ведь он мог защитить их. Спасти и Анну, и дитя — плод необузданной страсти, щедрый дар любви. Но он отвернулся, испугался, спрятался в стенах своего уютного мирка. Откупался от совести золотом, на которое она скрывалась от ищеек. Он дал им всего несколько лет, хотя мог подарить целую жизнь, пусть не совсем простую и безоблачную, но всё же жизнь.

И даже после её гибели он мог попытаться спасти дочь от лап Легиона. Разве не знал, какое будущее ждёт её? В кого превращают невинных детей. Как мог не вмешаться? Как мог оставить собственное дитя на растерзание бездушным тварям, ради выгоды попирающим моральные законы человечества?

Но хуже Легиона может быть только отец, отрёкшийся от собственного чада, предавший собственную кровь и плоть своей трусостью. Тогда ему казалось, это будет просто, вычеркнуть из жизни обеих, забыть об их существовании, приглушить любовь и совесть. Поначалу даже получилось. Но время шло. Он не молодел, а где-то там, за стенами его идеального мирка, день за днём боролась за жизнь его дочь, в итоге оказавшаяся сильнее и отважнее собственного отца, награждённого многочисленными медалями и почестями.

Пока он сытно ел, она голодала. Пока он рядился на приёмы, она вдыхала спёртый воздух из-под маски. Пока ему воздавали почести за надуманные заслуги, её клеймили освободившимся номером, который до конца жизни прослужит ей именем.

Презренный трус, он даже не спросил у Анны имени собственной дочери. Ему было плевать, а может и хуже — он просто боялся себе признаться: узнай его и безликая девочка вдруг станет настоящей, живой, родной, и тогда откупиться от совести уже не выйдет.

Спустя пять лет он всё-таки решился на поиски. Договориться с собой так и не получилось.

Несколько лет и тысячи золотых ушли впустую и с каждым днём отчаяние становилось всё сильнее и сильнее. Он уже потерял надежду, но удача, наконец, улыбнулась ему, причём самой неожиданной улыбкой. Объявился тот, кого Максиан ожидал увидеть меньше всего. И не зная, что делать дальше, признался во всём Севиру, надеясь получить хоть какой-нибудь совет.

Севир спокойно выслушал, помолчал с минуту и врезал ему так, что едва не снёс челюсть. Но в помощи не отказал. По его просьбе, Седой достал список всех девочек, которые мало-мальски подходили по возрасту. Поиски усложнялись отсутствием каких-либо примет. Горе-отец лишь однажды мельком видел собственную дочь.

Месяцы тянулись один за другим и, наконец, им удалось выйти на ищейку. Долгие годы Максиан не испытывал такого удовлетворения, когда смотрел на выпущенные кишки твари, убившей Анну. Так они напали на след, выведший их прямиком к опертамскому Терсентуму.

Хуже быть и не могло. Невольники здесь находились под жёстким контролем и до шестнадцати лет были лишены какого-либо контакта с внешним миром. Он был готов заплатить любые деньги, чтобы выкупить дочь, но Севир, не понаслышке знакомый со всей подноготной Легиона, лишь сочувствующе покачал головой. По его словам, проще было разбудить Спящего Короля, вулкана, нежели вырвать из лап Терсентума хотя бы одного скорпиона до полного обучения. Боги жестоко карают за малодушие, но расплачиваться за грехи отцов нередко приходится детям.