Как же долго он ждал эти торги! Как мучительно медленно текло время. Сколько лет прожиты в бессоннице. Он готов был стоять перед Пятьдесят Девятой на коленях каждый день, моля о прощении. Он мог бы дать ей отцовскую заботу и обеспечить безбедное существование, пусть даже для всех она оставалась бы осквернённой. Он даже раздумывал о сделке с Конфедерацией: гражданство для дочери в обмен на… Да на что угодно!

Седой, будь ты проклят!

Вырвать раба из лап Юстиниана не многим проще, чем у Легиона. Даже мельчайшее подозрение может привести к трагедии, но это ещё полбеды. Осквернённые замка уже заражены безумной идеей принцессы. Каковы шансы, что Пятьдесят Девятая окажется разумнее и найдёт в себе силы пойти против собратьев? А судя по тому, как она бросилась защищать своего напарника, вряд ли это произойдёт. Да и Седой, месмеритов сын, всё твердил о её привязанности к друзьям.

Можно устроить побег для всех четверых. Вытащить из замка, передать Севиру, а там видно будет. Но сначала нужно наладить с ней контакт, войти в доверие, а для этого потребуется время. В том-то и беда, что его, кажется, совсем не осталось. Ровена настроена решительно, видно, что тянуть не станет. Молодость и терпение несовместимы.

Зря он отказал ей от встречи с Севиром. Может быть тому удалось бы охладить её пыл? Хотя, чего гадать? Вечером всё прояснится.

Проулок тонкой лентой протискивался между голыми фасадами домов. О фонарях здесь не слыхивали наверное с самого основания Регнума. Максиану приходилось довольствоваться тусклым светом из окон, хотя и таковых было одно через пять. Многие уже спали, экономя на освещении.

Впрочем, он не нуждался даже в них и мог пройти до конца улицы хоть с закрытыми глазами. Единственное, к чему невозможно было привыкнуть — вонь канализации, пролегавшей всего в паре метров от поверхности.

В дождь проулок превращался в непроходимые болота и приходилось лавировать на скользких досках, рискуя оказаться по колено в грязи.

Максиан остановился у одного из домов, плотно жавшихся друг к другу, и толкнул дверь. Тесный коридор освещала масляная лампа, бросая бесформенные тени на облупившиеся стены. Возмущённо заскрипели старые ступени под ногами, приглушённые голоса сверху становились с каждым шагом всё отчётливее.

Из приоткрытой двери лился свет. Последняя ступень громко скрипнула. Дверной проём заслонила коренастая фигура.

— Всё нормально, свои, — послышался хриплый голос Севира.

В комнате за столом сидели трое. Максиан, не здороваясь, прямиком зашагал к Седому, сидевшему у противоположного края стола.

— И тебе не хворать, — проворчал Севир, провожая его взглядом.

Максиан схватил за грудки старика и поднял на ноги.

— У тебя минута на объяснение, — прорычал он, закипая от злости.

Старик молча смерил его спокойным взглядом. Севир негромко кашлянул:

— Что это с ним, Седой?

— Да, что это со мной? — передразнил Максиан.

— Я внёс Пятьдесят Девятую в список, — коротко пояснил Севиру старик.

— Нет! Не так! — взорвался Максиан. — Ты продал её Юстиниану! Подонок! Забыл, что обещал, стоя вот на этом месте? Золото — твоя гарантия, а я уж постараюсь… Твои слова?

— Остынь, друг, — Севир опустил ладонь на его плечо. — На то наверняка были особые причины, верно, Седой?

Максиан повёл плечом, сбрасывая руку приятеля и снова тряхнул старика.

— Я должен был выкупить её! — прошипел он. — Какие могли быть вообще причины лишить её достойной жизни?

— Что ты вообще знаешь о достойной жизни? — фыркнул старик, сузив глаза. — Ты сам её бросил. Как вообще после такого смеешь говорить о достоинстве?

Максиан сжал кулаки, ворот стариковской рубахи угрожающе затрещал.

— Да кто ты такой, чтобы судить? Я мог бы дать ей многое. Может быть даже свободу.

— Свободу? А ты спросил, нужна ли она ей? Она сейчас со своей семьёй. А кто ты? Слабак, который бросил её мать на растерзание ищейке. Думаешь, она простит тебя? — Седой сухо рассмеялся. — Тогда ты ещё глупее, чем я предполагал, господин принцепс.

— Не много ли ты на себя берёшь, старик?

— Достаточно, чтобы ни на минуту не пожалеть о своём решении, — съязвил он.

Максиан оттолкнул его, схватился за голову и застонал от бессилия.

— Постарайся понять, — голос Седого смягчился, он медленно опустился на стул. — Когда обещал помочь, я и не догадывался, с чем столкнусь в итоге. У неё есть верные друзья, готовые подставить себя под удар, лишь бы защитить её. У неё есть любовь. Настоящая, не эта ваша мишура для благородных. Мало, кто может похвастаться подобным. Она выросла с ними, а ты, я повторюсь, чужак. Или ты был готов выкупить всех четверых? Конечно нет! Признайся, тебе же плевать на неё.

— Седой прав, — вмешался Севир. — На его месте я бы поступил так же.

— Со мной она бы обрела хотя бы некоторое подобие свободы, — сокрушённо покачал головой Максиан.

— Что в лоб, что полбу. Ты безнадёжен, — разочарованно вздохнул Севир. — Что ты вообще знаешь о жизни в Легионе? Когда тебя с детства бросают в грязь, пинают сапогами, вдалбливают в голову, что ты бесправная тварь и рождён, чтобы сдохнуть по чужому приказу. Свобода? Да никто из осквернённых и не представляет, что делать с этой клятой свободой.

— И это мне говорит основатель Пера? Да от тебя несёт лицемерием, друг мой.

— Если ты не знал, даже мы даём им привыкнуть к новой жизни, учим, как детей неразумных. И всё равно нет никаких гарантий, что они смогут выжить в чужом для них мире. Ты даже представить не можешь, сколькие из них потом сбегали в Легион, потому что на самостоятельную жизнь способен далеко не каждый из них.

— Да ты философ оказывается! — Максиан горько ухмыльнулся и повернулся к Седому. — Благодари богов, что её не выбрали в гладиаторы, иначе отсюда живым бы не выбрался.

Седой напряжённо выпрямился:

— А кого выбрали?

— По-твоему, я обязан их всех запоминать? — раздражённо отозвался Максиан. — Силач, невидимый и ещё один, вроде как неуязвимый.

Стрик печально покачал головой:

— Дело дрянь. Всё же надеялся, что Семидесятый не попадёт.

— Да плевать мне на них, буду честен! Пусть хоть сдохнут все разом. Меня интересует только моя дочь. Я потратил годы, а ты перечеркнул всё за один день!

Старик с досадой махнул рукой и опустил голову, размышляя над чем-то своим.

— В начале зимы Опертам должен отправить новеньких в Терсентум, — задумчиво проговорил Севир. — Мы собираемся перехватить караван.

— Да вы тут все разом с ума посходили? — оторопел Максиан. — Это вам не купцов грабить. Вы на огнестрел с ножами да палками собрались идти?