Даже если бы Бездушный не сошел с ума от своей великой силы, шаманы, способные красть чужие души – пусть и только у животных, – стали бы странными и действительно пугающими.

– Душа является источником всей нашей магии. Украсть душу – все равно что осквернить ее. Поэтому всех губителей душ приговорили к казни.

Я кручу паучий шелк своего наряда между пальцами, припоминая рваные края вырванных страниц. Бездушного не могли вычеркнуть из истории Тия – ведь отпечаток его действий по-прежнему остается на наших землях в качестве Мертвого Леса, – однако его магическое ремесло оказалось столь темным и ненавистным всеми, что народ, родившийся после него, сделал все возможное, чтобы даже памяти о его силе не осталось в той книге. И, вероятно, в других книгах тоже.

– Это ужасно, – говорит Саенго.

Тейерн поднимает одно из своих элегантных плеч, слегка пожимая им.

– Ремесла не обязательно передаются по наследству, однако они могут быть одинаковыми в одной и той же семье, так что когда находили одного губителя душ, убивали всю семью, чтобы предотвратить появление новых в том же роду. Это было эффективное, хотя и архаичное, решение проблемы.

Страх перед Бездушным и последствиями принятых им решений породил такой глубинный страх среди жителей Тия, что каждый губитель душ с тех пор расплачивался за его грехи. Были убиты целые поколения семей. И все из-за одного шамана.

– Ты одобряешь подобный способ? – спрашиваю я.

Он открывает глаза от тарелки и глядит на меня, его зрачки яркие и холодные.

– Мне нет никакого дела до того, как шаманы предпочитают убивать друг друга, – говорит он. – Если они хотят открыть охоту на свой же народ, пожалуйста.

Я стучу пальцем по краю своей тарелки и раздумываю над его словами какое-то время. Означает ли это, что его равнодушие позволило его совести отправить другого тенеблагословленного убить меня?

Саенго тыкает вилкой в еду, как будто больше не хочет есть.

– Должна признаться, Хлау Тейерн. Все эти рассказы о Ньювали не вызывают во мне желание познакомиться с империей поближе.

– Я говорю всю это не с намерением вызвать у вас отвращение, уверяю вас. Однако если я все же могу сказать кое-что хорошее о шаманах, – отвечает он, раздирая кусочек сочного мяса вилкой, – так это то, что они отлично умеют готовить.

– В горах кухня не такая разнообразная? – уточняю я.

– Достаточно разнообразная. Но по большей части благодаря импорту. Казаинцы обычно спят по утрам и не особо любят солнечный свет, так что желающих обрабатывать землю и заниматься огородами не так уж много.

– Тебя дневной свет, кажется, не особо раздражает.

Он укоризненно смотрит в окно.

– Я пытаюсь к нему привыкнуть. Если мне придется жить в Ньювалинской империи, прятаться от солнца будет особо негде. Ньювалинцы поклоняются Суриалю, богу солнца, создателю всех духов. Мирриим полон стеклянных башен и открытых крыш.

– Разве у императорского рода Ялаенгов не восемь детей? Предостаточно соперников, – я зачерпываю ложкой соус, который по запаху напоминает лемонграсс. – Может, тебе повезет и твоя суженая будет убита до того, как свадьба вообще состоится.

– Сирша, – разгневанно корит меня Саенго.

Тейерн лишь усмехается, тихо и спокойно.

– К сожалению, если это поможет предотвратить возможную войну, я почту за честь объединить наши дома так или иначе.

Мои брови едва заметно приподнимаются, когда он так прямо признает, что только война может предотвратить его женитьбу. Проговорился из-за своей самоуверенности или же эти слова случайно по невнимательности соскользнули с его губ?

– Неужели? – уточняю я. – И, по твоему скромному мнению, насколько вероятна возможность скорой войны?

– Ты боишься?

– А должна?

Секунда проходит в молчании, напряженная и растерянная.

Однако потом эта секунда ускользает, и Тейерн насмешливо улыбается.

– Никто не рад войнам, однако готовиться всегда следует к худшему.

Его ответ настолько дипломатичный, что это начинает выводить меня из себя.

– Тогда что же произойдет, если принцесса Эмбер погибнет?

– Это не только символичный союз, но и политический. Конечно, в идеале было бы хорошо, если бы она родила от меня ребенка, чтобы закрепить сделку, но если ситуация окажется не столь удачной – Ялаенги выберут другого из своих детей, который займет ее место. Быть может, союз с принцем будет даже лучше, ибо я сомневаюсь, что кто-то захочет, чтобы полукровный казаинец становился потенциальным претендентом на трон.

– Хм, понимаю, – сколько бы всего хорошего ни принес подобный союз государствам Тия, даже свадьба двух королевских родов не перечеркнет все ошибки прошлого. Как и мирное соглашение не может продолжаться вечно. Слова на бумаге, подписанные королями и королевами, которые давно мертвы. Подписать контракт, обещая не следовать на поводу у своей ненависти и не развязывать войны, не означает перестать ненавидеть вовсе.

Я не понимала сколь шаткое положение Ронина, пытающегося всеми силами удержать перемирие, пока не прибыла сюда. Он сдерживает королевства разве что тонкими нитями паучьего шелка.

Тейерн настаивает на том, чтобы закончить прием пищи, прежде чем отвечать на другие мои вопросы, так что я позволяю ему сменить тему беседы. Раз уж ему так нравится болтать, я позволяю ему продолжать это делать, пока сама мысленно запоминаю расположение комнат в его покоях на случай, если мне когда-либо придется рыскать здесь в его отсутствие.

После того как мы все-таки заканчиваем обед, переходим в гостиную, а слуги убирают со стола. Несколько белых заплаток на стенах портят внешний вид комнаты, однако все остальное в прекрасном состоянии. Шелковые вышивки украшают стены, рамы с картинами, на которых изображены пейзажи, созданные из тысяч крошечных безупречных стежков.

Разнообразные музыкальные ноты наполняют комнату, когда Тейерн ставит длинную горизонтальную иголку на какой-то музыкальный инструмент, находящийся в углу. Я всегда завидовала тем, у кого есть талант к музыке.

– Ты бывал у лабиринта садов в задней части замка? – спрашиваю я Тейерна. Воспоминания о многочисленных крадущихся ножках и чувстве неопознанной силы вызывают у меня озноб. Мы с Саенго подходим к окну, откуда дует теплый воздух.

– Видел, проходя мимо. Территория закрыта для всех, кроме нескольких стражников. Слуги поговаривают, что Ронин держит там своего фамильяра.

– Своего пряльщика? – я догадывалась, что там во тьме лабиринтов прячется пряльщик, но что это фамильяр Ронина?.. – А что насчет гнили? Как же фамильяр выживает посреди Мертвого Леса?

Саенго смотрит на Тейерна, очевидно, ей тоже не терпится узнать ответ на это вопрос.

Тейерн улыбается с наигранной доброжелательностью.