известны, я думаю: карьера, профессионализм, семья и дети, ум, красота, талант, уверенность, любовь и так далее. И вот мой вопрос: как это измеряется? Карьера: если я руковожу крутым проектом, зарабатываю много, пишут в Форбс, но сотрудники постоянно увольняются, все идёт тяжело, бывают на дни, а ад, тогда это успех в карьере? Профессионализм: если я режиссёр, великий, почти легенда, но картины слишком сложны для широкой аудитории и знают обо мне только несколько тысяч людей, тогда это успех в профессии? Семья и дети? Даже комментировать не буду. Если поставить смыслом своей жизни ребёнка, то после шести месяцев можно поехать в дурдом: от каждой болезни ребёнка сердце матери понемногу умирает. Интеллект: а как его измерить? Если я знаю всю литературу от корки до корки, но 2+2 сложить не могу, я умен? А если я знаю в идеале высшую математику, но пишу с ошибками? А если я знаю все, но по чуть-чуть, это ум?

И так с каждым пунктом. Memento mori. Все материальное тленно. Абстрактные понятия слишком субъективны, и не всегда есть жизненные силы доказать самому себе, что эта абстракция у тебя есть, и ты в ней успешен. В чем же смысл жизни?

Вадим Юрьевич остановился и, выдержав долгую паузу, продолжил:

— Ответа у меня нет, конечно. Есть мнение. Во всём этом и одновременно ни в чем из этого. Колесо баланса должно быть колесом. Но нужно иметь что-то, что соединяет нас с вечностью. Это что-то только между вами и вечностью. Оно не на показ, не для постов, только для вас и вечности. И тогда, чтобы вы ни потеряли из материального мира, мир вечности будет давать вам силы для жизни.

Страхов обмер. Вадим Юрьевич некоторое время еще что-то рассказывал студентам и кое-что у них спрашивал, но Женя уже не понимал, что именно. Он не мог понять ни слова, хотя все еще хорошо слышал. Наконец, он решил зайти в аудиторию, надеясь скорее поговорить с профессором.

Когда Вадим Юрьевич увидел белое лицо своего молодого друга, распустил студентов. Страхов, коротким кивком головы поприветствовав профессора, прошелся по периметру кабинета и встал около профессорского стола. Он повернулся к окну, спрятав свои глаза от профессора и наблюдая за игрой воробьев, вьющих свой дом на тонкой надломленной ветке высокого дерева, растущего около здания университета, сказал:

— Есть кое-что, что я вам не рассказывал. Об этом знает только Наташа. Если вам не трудно выслушать меня и сказать мне честно, что вы обо мне думаете, я буду говорить.

— Говори, — приказал профессор, усевшись в кресло и смотря на скругленную спину Страхова.

Страхов встал дальше от профессора и начал рассказ о том, что произошло, когда Страхову и Измайлову было по семнадцать лет. Подходило время выбирать университет и готовится к выпускным экзаменам. Евгений стал много заниматься и мало бывать в компании друзей. А Владимир, скучая по другу и отлынивая от учёбы, обрёл другое увлекательное занятие. Когда Евгений узнал о новом увлечении друга, слов, чтобы отговорить или убедить его в ошибочности выбора, не нашлось. И не искалось. Он стал наблюдать, как день за днем реакции у друга становились всё медленнее, материал рубашек — плотнее и длиннее, а круги под глазами — ярче и больше. Он продолжал учить заданный материал, а Владимир продолжал общение в тесной компании.

В тот год местная полиция получила строгое распоряжение по поимке наркоторговцев. Проведя нехитрое расследование, они выяснили, что среди употребляющих большое количество учащихся старших школ, и было решено проверить каждое учебное учреждение.

И вот 17 апреля, когда старшие классы писали контрольные срезы, а младшие уже сидели в мягких домашних креслах, раздался громкий, гулкий лай и послышалось низкие мужские голоса. Евгений и Владимир переглянулись и заметили во взгляде друг друга то, что ещё не видели раньше: глаза Евгения воодушевлённо мерцали, а глаза Владимира тонули в мутном омуте страха.

Заметив это, Евгений вопросительно поднял бровь и пристально посмотрел на друга. В ответ друг открыл рюкзак и показал край прозрачного полиэтиленового пакета, полного белого порошка. Сердце его закалотилось, и как только все отвлеклись на входящего в кабинет полицейского, он выхватил пакет из рук друга и сунул его в рюкзак отошедшего одноклассника, сидящего впереди них. Этого мальчика звали Григорий Тихонов. Это был невысокий, угловатый смуглый юноша, с острым подбородком, большими наивными глазами и странным взглядом. Он стеснялся всякого обращения в свою сторону, часто бывал один и всегда читал непопулярные книги. В младших классах он был объектом насмешек, но с возрастом отношения с одноклассниками сгладились, и он стал считаться чудным, но надежным другом.

Когда из его рюкзака мужчина в синей форме вытащил пакет с белой пылью, его глаза округлились, в висках застучало, на лбу выступили капли пота, а ладони стали влажными и холодными, все это было считано представителем власти, как явные признаки вины, и его увели на много часов в учительскую, а затем в увезли в отделение милиции, откуда (как узнали позже) его забрали разъяренные родители. Они были известными и цитируемыми учеными, мать — психологом, а отец был доктором медицинских наук. Говорят, что они не поверили сыну, утверждавшему свою невиновность, и назначили собственный тест на следующее утро. Судьба распорядилась по-другому — прохожие нашли его лежащим на асфальте с разбитой головой. Ночью он спрыгнул с крыши.

Измайлов попросил Страхова не говорить никому, что наркотики принадлежали ему. Однако в тот же миг, когда Женя узнал о том, что произошло с Гришей, пошёл в милицию, нашел следователей, которые приходили в школу и сказал, что это он подбросил пакет в рюкзак Тихонова. Следователь был лично знаком с отчимом Жени и только сделал вид, что принял заявление юноши, на самом же деле ничего никому не сообщил, чтобы не очернять хорошего человека, каким он считал Виталия Страхова, поступкам его пасынка. Женя рассказал, у кого Вова брал наркотики, и следователю этого было достаточно, чтобы отпустить юношу без дальнейшего преследования.

Закончив рассказ Страхов замер, инстинктивно ожидая сурового наказания. Профессор подошел к нему и, ни говоря ни слова, похлопал по плечу.

— Это ужасный поступок, который я совершил, означает, что я стал ужасным человеком. Но больше всего меня терзает не это.