и живое в момент столкновения с ним. И именно в этот момент человек проявляет свободу. А дальше читаем эпилог и вникаем в рассуждения о свободе и необходимости.

— Но ведь Толстой был атеистом, — перебила Наташу ученица, сидящая за первой партой, — Он же создал своё учение о смысле жизни.

— О, отлично, — оживилась Наташа, и лицо ее озарила довольная улыбка, — Не был он атеистом, даже от церкви его не отлучали. Рассказываю непопулярный взгляд на толстовство от человека, который меня учил и который хорошо знает восточные конфессии. Толстовства вообще не существует. Кто называет его нигилистом или озорником, тот не понимает и не чувствует его восприятие Бога. Он отказался от церковных обрядов, потому что видел в священнослужителях фальшь, позерство, фарисейство. Он отказался от чуда, потому что не хотел безответственности и слепой надежды, русского "авось". Он отказался от Христа-спасителя, чтобы избежать манипуляций и индульгенций. Он, будучи человеком страстным, одарённым, видел других людей насквозь, он знал всё их пороки, потому что знал свои пороки вдоль и поперёк. Его знание индуизма и буддизма дало ему понимание другого способа прийти к Богу. Более аскетичного, более осознанного, такого, которое исключило бы ложь самому себе. Он знал разницу между верой в Бога и ложным убеждением самого себя в вере. Он не верил в человека-бога, он верил, что в каждом есть частица Бога — Сверхдуши. Он верил не в бессмертие души, а в воссоединение Сверхдуши с Всевышним. Как это описано в Бхагавад-гите. Он верил в Бога до последнего дня, молился ему и любил его. Почитайте дневники с 94 года.

Наташа остановилась, посмотрела на ученицу и, убедившись в том, что она удовлетворилась ответом, продолжила:

— Еще пару слов про несчастного Обломова, и я вас отпускаю. Гончаров показал две крайности — жизнь в деятельности, слепой и почти бездумной, и жизнь в ожидании озарения о ее смысле. Обломов — мудрый и глубокий сам по себе человек, он понимает уникальность каждого человека, принимает его выбор, не старается никого переделать. Он осознает, что выбор, который его заставляют сделать другие (исходя, кстати, из своей правды), может быть неверным, может повлечь дурные последствия. Только он не учитывает, что бездействие тоже действие. Конечно, истина ему на голову не упадет. А раз она не падает, то Илья ничего и не стремится делать.

Время занятий подошло к концу, и Наташа, озвучив задание на дом, отпустила учеников на другие занятия. Когда все покинули душный класс, Наташа заметила знакомую фигуру, приближающуюся к дверям. Она прищурилась и узнала в фигуре Егора.

— Здравствуйте, Наталья Александровна, — мрачно проговорил Егор, оставшись наедине с учителем.

— Проходи, — попросила Наташа, заметив тревогу и смятение в лице ученика, — Что-то случилось?

— Нет, — отрезал Егор, — Только сегодня мне показалось, что вы не правы, и я захотел прийти, чтобы поговорить с вами об этом.

— Говори, — дала разрешение Наташа, ближе подойдя к Егору.

Егор Поднял свой тусклый взгляд и начал обозленно выговаривать:

— Я думаю, что у нас нет особо выбора в нашей жизни. Существуют события, которых мы не можем предотвратить, и обстоятельства, с которыми мы не можем справится. Они не обусловлены никакими нашими действиями или решениями, и люди поставлены в позицию раба по отношению к природе. Я думаю, что нет ни Бога, ни сверхчеловека, и в остатке людям остаются только одиночество и страдания.

Когда он замолчал, Наташа сочувственно спросила:

— Ты зол?

— Нет, — снова отмахнулся Егор, — Если бы я злился, значит, я бы признавал существование кого-то или чего-то, на которого можно злиться. Но я не вижу никакого субъекта, я вижу только пустоту и бессмысленность всей жизни.

Наташа хотела бы просто обнять отчаявшегося ученика и утешить его, но она понимала, что от той боли, которая вызывает гнев ему так быстро не освободиться.

— Твоя точка зрения имеет право на существование, — сказала она, — есть много людей, которые её разделяют. Что ты хочешь от меня услышать?

— Я точно не знаю, — обреченно произнес Егор, потупив взгляд, — Мне кажется, я злюсь на вас. Вы рассказываете еще маленьким детям о каком-то Боге, о справедливости, о законах мира, которые вы не можете доказать. Вы даёте им ложную надежду на счастливую жизнь, прожитую достойно… — горячо говорил он,

— Так лгать непозволительно для учителя, который считает себя профессионалом.

Наташа ощутила, как ее горло сдавила злоба и стянуло оскорбление. Она отвернулась и нарочно прошла до рабочего стола и обратно, чтобы выручить время на собственную стабилизацию.

— Я понимаю, что это не доказано, — успокоившись, объяснила она, — поэтому и я озвучиваю не собственную философию, а рассказываю о том, как видели мир великие мудрые люди. И я не настаиваю на том, чтобы все верили в те выводы, которые мы делаем на уроках. В конце концов есть только поступок и его последствия, а оценка этого последствия — субъективная, потому что она зависит от системы ценностей, которых придерживаются люди. Но я глубоко убеждена, что каждый момент в жизни балансирует между свободой и необходимостью. Да, некоторые вещи неотвратимы, но на что-то мы можем повлиять.

— Нет, это не так! — вскипел он, и его страдальчески бледное лицо покраснело в приливе гнева, — Ни на что человек не может повлиять! Он беспомощное существо, которое приходит ниоткуда и уходит в никуда. Некоторые могут уверять себя том, что они приносят пользу людям, но это только самообман, который должен хоть как-то оправдать свою жалкую жизнь. Есть изначальное неравенство в положении, и все гениальные люди, которые достигли чего-то сколь угодно долго могут учить остальных верить своей мечте и верить в свои силы, но это их судьба — быть великими. И заслуги их в этом нет никакой. Они только были более успешными марионетками в этой игре в кости.

— Ты считаешь себя совсем беспомощным? — спросила Наташа, делая шаг навстречу к Егору.

— Я считаю, что вы не в праве заниматься морализаторством на обычном уроке литературы, — отшатнувшись от нее, сердито заявил ученик.

— Может, ты прав больше, чем я полагаю, потому что сейчас я беспомощна. Я не знаю, как помочь тебе преодолеть свои иллюзии, — призналась Наташа и виновато поглядела на Егора.

— Вы ужасно высокомерны! — отчаянно прокричал он, и его левый