— Ах вот ты как?! — рассмеялась Наташа и просила в него подушкой, — Это грубое, преднамеренное перевирание классики!

— Или он на дуэли убьёт соперника, а потом загонит лошадь до смерти, чтобы догнать любимую? — не унимался Страхов.

— Да хватит уже! — смеясь, приказала Наташа.

— Или уедет за границу, чтобы потом припасть к её замужним ногам? — гоготал Страхов, — Выбери фильм, я могу так делать весь день, — хитро сверкнув глазами, сказал он.

— Ладно — ладно, — согласилась Наташа и прибавила деловитым тоном, — А говоришь, что ничего не читал.

— Не настолько ничего не читал, — притворно-оскорбленным голосом проговорил Страхов, — Или ты думала, что я прочёл Колобка, решил, что это вершина литературного творчества, и больше не брал в руки книги?

Наташа кокетливо улыбнулась, и ее глаза заблестели.

— Лена написала мне, что завтра уезжает, — сказала Наташа и пристально поглядела на Страхова, — Ты к этому имеешь какое-то отношение?

— Самое прямое, — торжествующе улыбнулся он.

— Ты невыносим, — воскликнула Наташа и, вспомнив его внезапный вопрос, догадалась, — Говорил с ней о Гегеле?

— Совсем нет, только один раз упомянул.

— Кстати, об Олеге, — изменившись в голосе, промолвила Наташа, — Мне показалось, или он пытается ухаживать и Леной, и за Машей одновременно?

— Не показалось, — виновато произнес Страхов.

— А ты не хочешь его остановить?

— Я уже несу ответственность за одного своего друга-раздоблая, второго не потяну, шея перегнется, — саркастично ответил Страхов и похлопал себя по плечам.

— Неожиданно, — изумившись, прошептала Наташа.

— У Маши хватит ума не приближаться к нему, — уверенно заявил Страхов, вспомнив об очарованном Денисе и его рассказе об их первом свидании.

— А у Лены — нет. — задумчиво протянула Наташа и добавила, немного помолчав, — откуда у тебя такие друзья, как Олег?

Страхов пожал плечами и сказал:

— Денис не такой.

Наташа кивнула и рассеянно проговорила, глядя в открытое окно:

— Ещё интереснее вопрос, откуда у меня такие друзья.

Страхов бережно обнял ее за плечи и, поцеловав ее мягкие волосы, отправился на работу.

Когда Страхов приехал в областную больницу, чтобы поговорить с врачом о состоянии пострадавших и узнать прогноз, то застал представителей органов опеки.

— Скажите, что здесь делают? — спросил Страхов, когда врач попрощался с полной дамой в серой обтягивающей живот юбке.

— Я пригласил их, потому что у Терентьевых нет никаких родственников, их дети могут остаться сиротами.

— Вы не говорили, что кто-то из пациентов находится под прямой угрозой смерти.

— Я думал, что слова «в тяжелом состоянии» говорят сами за себя.

— Совсем ничего нельзя сделать?

— Понимаете, этот пожар обострил все болезни пострадавших. Теперь лечение должно охватывать полноценный восстановительный курс, который мы не можем себе позволить. Мы делаем то, что можем оплатить из бюджетных средств.

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Ну конечно, — без какой-либо маломальской веры ответил врач.

— Я могу видеть мальчиков?

— Пока органы опеки заполняют документы. Только быстро.

Он прошел с специально отведенную палату, в которой медсестры с разрешения главного врача поселили братьев. Он постучался, и ему открыл дверь маленький мальчик лет семи с пухлыми щечками и кудрявыми короткими темными волосами. Он испугался, увидев на пороге чужого человека, и хотел быстро закрыть дверь, но из палаты послышался грубый ломающийся голос:

— Миша, пусти. Это органы опеки.

Маленький мальчик, конечно, не понял, кто такие органы опеки, но приказа брата ослушаться не мог, он, раскрасневшись, впустил незнакомца, и тут же юркнул под одеяло.

За столом, перед стопкой учебников с раскрытой тетрадью, сидел старший сын Терентьевых, Дмитрий. Страхов помнил, что ему исполнялось 14 в следующем месяце (по какой-то причине именно его дата рождения запомнилась), но выглядел он намного взрослее. Мальчик дорешал задачу и поднял голову, чтобы внимательно осмотреть пришедшего.

— Дима, — пробасил мальчик и протянул руку.

В этот момент рукав его олимпийки, полностью закрывавшей его бледное жилистое тело от шеи до кончиков пальцев, задрался, и показалось запястье буро-синева цвета. Страхов заметил это и быстро пожал руку, отведя взгляд. Мальчик поспешно закрыл синяки и, насупившись, спросил:

— Вы из органов опеки?

— Нет, я адвокат вашего соседа, Антона.

Страхов услышал, как Миша завошкался под одеялом при упоминании Антона.

— Вы можете мне сказать, как относитесь к Антону?

Дима одарил адвоката серьезным осуждающим взглядом и сухо произнес:

— Он хороший парень. Не думаю, что он хотел баб … — замялся и поправился — Зинаиде Степановне сделать что-то плохое. Она в нем души не чает, и он ее очень любит.

Из-за двери послышался звонкий голос кого-то из медработников, позвавший мальчиков обедать.

— Ты иди, я тебя догоню, — приказал Дима брату.

Тот в ту же секунду выпрыгнул из кровати, сунул крохотные ножки в пушистые тапочки и, схватив тарелку, пошлепал к столовой.

— Как вам здесь живется? — спросил Страхов, когда Миша вышел из палаты.

— Все хорошо, — коротко ответил мальчик и наклонился, чтобы завязать шнурки на кроссовках.

— Скажи, пожалуйста, — начал Страхов, но остановился, увидев случайно оголившуюся вспухшую, фиолетовую спину.

Дима заметил пораженный взгляд адвоката и поспешил опустить задравшуюся одежду.

— Это между мной и Богом, — шепотом сказал мальчик.

— Если что-то случится, ты можешь звонить мне, — сказал Страхов, оставляя на столе свою визитку.

Дима не обратил на нее никакого внимания и стал собирать лежащие на тумбе учебники в портфель.

— Я пойду, — сказал Страхов и направился к двери.

— Я не могу давать волю своим чувствам, — не поворачиваясь к Страхову, проговорил Дима, — Сейчас у брата есть только я, если он увидит, что мне страшно, то он этого не вынесет. Я не могу сделать ему так больно.

Страхов кивнул головой, вышел из палаты, быстрым шагом дошел до столовой, подошел к Мише и опустился так, чтобы видеть его глаза.

— Если тебе страшно, ты можешь сказать мне об этом, я помогу.

Мальчик