— Ты не можешь, — согласилась ведунья, — но другие...

— Что? Уже приходили?

— Никто на свете, кроме меня, не знает о таком пророчестве.Кроме меня, матери и самого Маржеля. Но любовь матери безмерна. Она все равнострашилась, что когда-то секрет ее сына раскроется. И тогда кто-то из враговявится за головней. Однажды ночью она переоделась простолюдинкой, прокралась квыходу из города. С тех пор ее никто не видел. Нищенкой ли скитается,отшельницей ли живет в лесу — кто знает? Горный Волк счастлив своими кровавымипобедами, а мать счастлива, что попрежнему может заботиться о своем ребенке,оберегать его. Для матери это самое важное, чтобы ее дите уцелело. А каким быне был для других чудовищем, но для матери всегда останется тем крохотнымрозовым младенцем, который пачкал белье, и тем карапузом, что со счастливымсмехом бегал за бабочками...

А Ховрах закончил похлебку, выскреб котелок, с сожалениемзаглянул вовнутрь:

— Хорошо готовишь. Только твоя сестра может с тобой в этомпотягаться. Да и то, не знаю, не знаю...

— Брунька? — спросила женщина с бледной усмешкой. — Ты и унее побывал? Ну, Ховрах...

— Чудесная женщина, — сказал Ховрах быстро. — Тоже почему-тов одиночестве. Я не один предлагал ей пойти замуж. Отказывается! Сидит как сычвдали от людей. Почему? Такая красивая!

— Колдуны редко встречаются. — сказала она, — Почти недружат. Друг на друге не женятся... А жаль. Могли бы родиться удивительныедети.

— Почему не женятся?

— Спор из-за пересоленного супа может вызвать грозу, поджечьлес, уничтожить посевы... У колдунов обычно горячий нрав, иначе не статьколдунами. Так что им лучше жить в одиночестве.

Ховрах задумчиво поскреб голову:

— Да, на такой лучше не жениться.

— Чародейство, — сказала женщина тихо, — это как огонь. Людинаучились им пользоваться, не понимая его природы. Да и сейчас не понимаем. Таки с чарами. К чародею нужно относиться с почтением, как к человеку, у которогов руке пылающий факел. И тот и другой могут принести как вред, так и пользу. Нотолько сумасшедший бросится наносить вред ни с того, ни с сего!

Ховрах еще раз заглянул в котелок, поднялся с великойнеохотой:

— Ага, а если колдун в самом деле сумасшедший? Такое можетбыть?

— Может.

— А бывают?

— Да. За все время я слышало про одного. Нет, даже про двух.

— Ого!

— А сколько сумасшедших среди простых людей? Разве меньше?

Ховрах обиделся:

— Погляди на нас! Разве не видно, что таких как листьев влесу?

Когда покинули ведунью, а дольше засиживаться у страдающейженщины было бы недостойно, Ховрах сказал довольно:

— Видишь, что значит корчма? Там все узнать можно.

У Мрака перед глазами все еще стояло измученное лицо. Оноглянулся, избушка едва виделась, но ему почудилось бледное пятно вединственном окошке.

— Как же будешь искать царя дальше?

— А в корчме, — объяснил Ховрах. — Туда сносят все слухи.

— Ладно, — сказал Мрак, — ежели я больше не нужен дляжертвы, то я пошел. Прощай!

— Береги жабу, — напомнил Ховрах.

— Что вы все о жабе? Хоть кто бы сказал: береги себя.

Он круто свернул и побежал вниз, прыгая по камням. Вскореспустился в долину и пошел по выбитой конскими копытами дороге.

Слабое осеннее солнце доставало до земли жиденькими лучами,и он выудил жабу из мешка, посадил на плечо. Жаба благодарно сопела в ухо, зашерсть безрукавки держалась цепко.

Он все еще вспоминал, понурившись, отчаянные глаза ведуньи,когда услышал конский топот. Не оглядываясь, уже по стуку копыт видел, чтодогоняет его конь с легкими сухими ногами, не могучий и не шибко выносливый, ноочень быстрый, стремительный, весь словно выточенный из дерева, без капли жира,перевитый сухими мышцами и жилами. А всадник не велик и не грузен, иначе копытастучали бы реже и глуше.

Он многое еще мог бы сказать как о коне, так и о всаднике,любой опытный охотник расскажет, но остальное неважно, а важно лишь то, зачемвсадник догоняет и почему не замедляет стремительный галоп!

Солнце светило сбоку, он мог бы попытаться и по тени, но неуспевает, это не драка с толстым мужиком, здесь все на скорости, точности... ион, собрав все мышцы, внезапно пригнулся, вы

бросил вверх руку, ощутил удар, кисть ожгло болью, откинулсяназад, упершись ногами.

Рвануло сильно, но устоял, а на дороге впереди с силойударилось оземь загорелое тело, подпрыгнуло и покатилось по твердой земле. Коньпронесся дальше, вздымая пыль. замедлил бег, оглянулся, сошел на обочину ипринялся жевать траву.

Мрак, морщась, разматывал узкий ремешок. Тот обвился вокругкисти, резное кнутовище болталось у земли. Еще чуть, и плеть рассекла бы докрови.

Жабу тоже сбросило толчком, она кувыркнулась в пыли,поднялась и непонимающе смотрела на Мрака. Он поднял, сдул пыль, снова посадилна плечо. Жаба теперь вцепилась всеми четырьмя, еще и прижалась пузом.

Всадник с трудом перевернулся на живот, приподнялся начетвереньки. На Мрака зло и растерянно смотрела молодая женщина. Она былахороша, распущенные волосы перехвачены узким обручем с камешком на лбу.Звериная шкура, заменяющая платье, из двух частей, оставила голым живот, руки,а также левую грудь — небольшую, коричневую от солнца. На поясе болтался небольшойнож в ножнах, но меч и лук, как заметил Мрак, остались притороченными к мешкупозади.

Мрак с любопытством наблюдал как она передумала встать,просто села в пыли посреди дороги. На плече, локте и вдоль бедра тянулиськровавые ссадины.

— День добрый, — поприветствовал Мрак. — Как там внизу? Пыльтеплая?

В светлых глазах женщины недоумение сменилось стыдом иунижением. Ее пальцы ухватились за рукоять ножа, глаза отыскали лицосбросившего с коня. Он улыбался, темные как кора старого дуба глаза смеялись:если мало упасть с коня, то давай, выхватывай то, что у тебя там есть.

Она поморщилась, чувствуя как кровь и сукровица проступилисквозь облепившую ее пыль:

— Ты кто?

Голос был злой, низкий, с волнующей хрипотцой. Мрак широкоулыбнулся:

— Мужчина.

Глаза женщины сверкнули ненавистью. Чужак оскорбил снова, ивсе с улыбкой, что оскорбительнее слов. Даже оскорбительнее падения с коня. Исмотрит как смотрит мужчина на лежащую перед ним женщину!