— Жабы нас не знают. Нас... то-исть, отцов. Я про все зверьеговорю, понимаешь? А вот маму... Ежели она, скажем, увидела бы этого лохматогопервым, когда вылупилась из яйца, то его бы и сочла мамой.

— Почему? — спросил первый тупо.

— А кого любой ребенок видит первым? Всегда мать. Любойребенок. Хоть пернатый, хоть с перепонками...

Мрак покосился на жабу. Та смотрела мутным взором. В еевыпуклых глазах было обожание. Если это не взрослая жаба, подумал он, тогдапонятно, почему не оставил орлу на обед. Детей рука не поднимается обидеть.Любых детей. Всякий человек щенка приласкает, даже если собак не любит, котенкапочешет, поросенку чмокнет...

Подошел толстый мужик в засаленном переднике. Хмыкнул, спросил:

— Есть аль пить?

— И песни петь, — сообщил Мрак.

— Песни хоть тресни, — сказал хозяин, — а вот с едой у настуго. Только бараний бок с кашей да хлеб из старой муки. Малость пива осталось.

— Неси, — разрешил Мрак.

Хозяин подобрел, глаза остановились на жабе:

— А что жреть твоя подруга?

— Жаба? — переспросил Мрак. Он повернул голову к жабе. — Чтолопать будешь?

Жаба пугливо вжималась в стол, кожа на спине пошлабугорками. На хозяина раскрыла пасть и шипела, показывая красную пасть.

— У меня все есть, — гордо сказал хозяин. — Тут тараканы скулак!.. И мухи как воробьи.

— Добро, — решил Мрак. — Подай мне бараний бок с кашей, ажабе — тараканов. И мух налови.

Хозяин посмотрел на жабу, почесал в затылке:

— Не, пусть сама охотится. Я тогда с нее ничего не возьму.Ни за тараканов, ни за ночлег.

Мрак ел рассеянно, все еще чувствовал на своей холкеприкосновение божественной ступни Светланы. От нее пахло так нежно, как неможет пахнуть даже в вирие. И не хотелось шевелиться, выныривать в этот мир,где только смердящая харчевня, закопченные стены.

Жаба чуть осмелела, ходила осторожно по столу, подбиралакрошки. Заглянула через край миски к Мраку, но там пахло горячо и невкусно.

Хозяин принес не большой ковш пива, а пузатый кувшин вина.Наметанный глаз уже заметил тугой кошель на поясе.

Мрак успел налить первый ковшик, когда за окном послышалсягрохот копыт. Громкий голос велел принять коня и кормить его как самого Додона.А поить как Голика в гостях у покойной царицы. Затем простучали тяжелые шаги накрыльце. Мрак вскинул брови в великом изумлении. Он узнал бы эти шаги даже втемном лесу.

Когда грузная фигура появилась в дверном проеме,всматриваясь в полумрак корчмы, Мрак крикнул:

— Давай сюда! Что тебя заставило покинуть двор?

Ховрах подошел, пальцы обеих рук привычно распустили пряжкупояса. На Мрака посмотрел вопросительно:

— Я тебя знаю?.. Впрочем, сейчас познаемся.

Он рухнул на скамью, возопил зычно:

— Хозяин! Вина... и еще вина! Всех угощаю! А это что зажаба? Ладно, угощаю и жабу. Жаба тоже человек.

Мрак налил ему из своего кувшина:

— Хватит ли денег?

— Хватит, — отмахнулся Ховрах.

— Откуда у тебя вдруг?

— Не знаю. Может, зарезал кого. Или с убитого снял. Пьянбыл... Слушай, что-то мне твоя рожа знакома... Мы с тобой вчера не дрались?

— Вчера нет, — ответил Мрак, — а насчет завтра, не знаю.

— Кому нужно твое завтра, — отмахнулся Ховрах. — Какприйдет, тогда и знать будем.

Он осушил ковшик, налил снова, уже не спрашивая Мрака, сновавыпил одним духом, только тогда сообщил:

— Да это и неважно. Что за пьянка без доброй драки?

Хозяин принес кувшин, смотрел вопросительно. Ховрах царскимжестом высыпал на стол, пугая жабу звоном металла, пригоршню золота:

— По кувшину на столы! Сколько их у тебя? Восемь?.. Да некувшинов, а столов! Вот и ставь на усе. Пусть пьют как мочало! За счетдоблестного Ховраха, ратника царской стражи.

Из-за соседних столов к ним начали пересаживаться самыесметливые. Сюда в первую очередь ставят не только вино, но и лучшее мясо.Ховрах всякого хлопал по спине, кивком приглашал угощаться, пил и ел сразумного и жадно, на глазах раскраснелся, повеселел еще больше, попробовал запетьпесню, но поперхнулся, мало смочил горло, полкувшина — это смешно для мужчины,хотел пуститься в пляс, но хозяин принес еще два узкогорлых, но с раздутымибоками, и Ховрах плюхнулся обратно на лавку:

— Вот за что я царскую службу люблю? Она полна неожиданностей.Думал ли я, что поеду искать царя?.. Да на биса он мне, хоть и царь! Я хоть исторожу его покои, но и мешок с овсом буду сторожить, если платят. Только итолько, что овес буду сторожить лучше. На него много охотников. А царь комунужон?

— Но куда-то ж делся, — заметил Мрак.

Ховрах скривился:

— Куда мог деться? Да к бабе какой-нибудь забрел. Я-де царь,пришел оказать тебе милость царскую, поваляться в твоей постели. Ну, дура-бабаи старается.

— А мужик?

— А мужик свечку держит у постели. Это ж Куявия!

Новые сокувшинники угодливо хохотали. Вино уже разливалисами, отроки по знаку хозяина принесли еще мяса и сыра. Один подхихикнул:

— Верно, доблестный витязь!.. Где исчо ему быть?

— Баб много, — рассудил Ховрах. — Как угадать, искать где?

Мрак помалкивал, а мужик под смешки друзей посоветовалсерьезно:

— А ты к колдунье сходи.

— Схожу, — ответил Ховрах с пьяной отвагой. — Где она?Подать ее сюды!

Мужик торопливо ухватил сыра. Пока жевал, объяснял, давясь ипоперхиваясь от усердия:

— Как выйдешь отседа... так с крыльца увидишь треглавую...не, причем тут мать Змея, гору увидишь!.. На самой вершине... пещера. Там иживет ведунья. Она никогда не спускается вниз.

Наступило молчание. Мужики молча пили, опуская взоры, жевалитоже как-то медленно, словно все разом задумались о чем-то высоком. Ховрахспросил после паузы:

— Та самая?

— Та, — ответил мужик негромко.

— Гм... Ладно, помянем парня. Пусть в вирии ему икнется.

Пили, пока не начало выплескиваться из ушей. Жаба наелась изаснула посреди стола. Ховрах снял пояс и повесил на шею, чтобы не потерялся.Он раскраснелся еще больше, иногда взревывал песню, но веселье уже не шло.Мужики мало-помалу отлипали от их стола, отваливались как насосавшиеся пиявки.Кто свалился под соседний стол, кто сумел добраться до двери, и в корчмепостепенно пустело.