Вашингтон. Там мы присутствовали на церемонии, устроенной президентом Рейганом в Белом доме по случаю «Дня Афганистана». Этот «праздник», учрежденный Европейским парламентом, был по моему предложению приурочен к традиционному персидскому празднику на-врузу, отмечаемому 21 марта, в первый день весны. Все это время мы готовились к вылету на северо-западную границу Пакистана, назначенному на 25 апреля. Работы было много, и она шла на драматическом фоне аргентинского вторжения на Фолклендские острова, начавшегося 2 апреля. А 7 апреля мы обедали с послом Пакистана. Наш разговор касался не столько Афганистана и лагерей для беженцев, сколько того, сможет ли «Империя» нанести Аргентине ответный удар.

Тем не менее посол Али Аршад успел затронуть весьма странную и неприятную тему, касающуюся фамилии моего французского коллеги. Неудобно, сказал господин Аршад, что у одного из трех делегатов Европарламента фамилия Израэль, что значит «Израиль». Пакистан, сказал он, солидарен со всеми арабскими странами и остальным мусульманским миром в противостоянии сионизму. Поэтому пакистанцам будет непросто приветствовать человека с такой фамилией как своего гостя, даже если его целью является помощь в решении пакистанских проблем, касающихся двух миллионов афганских беженцев.

Я заявил послу, что подобный аргумент не может быть принят всерьез. Одно дело, если бы Жерар был радикальным сионистом, сторонником политики премьер-министра Бегина, защитником аннексии Израилем Иудеи и Самарии. Тогда они могли бы возражать против его политических взглядов. Но ведь дело обстоит иначе. Да, он еврейского происхождения, но его национальные интересы связаны с Францией, а не со страной, в честь которой его назвали. И по политическим взглядам он не сионист, а сторонник де Голля, голлист. Казалось, ничто не могло снизить темпов нашей подготовки к отлету. Когда 11 апреля пришло известие о том, что один израильский экстремист напал на молящихся в мечети аль Акса в Иерусалиме, это, хотя и было очень прискорбно, вряд ли касалось нашего путешествия. Утром 19 апреля мне сделали прививки от холеры и тифа, и я начал принимать таблетки от малярии.

В результате я ослаб и лежал с температурой, когда во второй половине дня мне позвонили из посольства Пакистана и сообщили, что «не могут принять» делегата от Европарламента Жерара Израэля из-за его имени, но не из-за его национальности. Пакистан с радостью примет Карло Рипа ди Меану и меня, сказал представитель посольства, но не Жерара Израэля, особенно принимая во внимание нападение возле мечети в Иерусалиме на прошлой неделе.

В этом случае полетим ли мы с Карло 25 апреля, как это было запланировано? Я с откровенным неудовольствием просил передать Аршаду, что, разумеется, мы никуда не летим. Мы не сможем согласиться с отказом нашему коллеге, основанном буквально ни на чем — на простом совпадении имен — и подразумевающим расовые предрассудки. А что касается нападения на мечеть, я не сомневался, что Жерар осуждает этот поступок так же, как и мы.

В тот же день я написал послу, отметив, что ислам повелевает своим последователям уважать «народ Библии», евреев и христиан, которые, как и мусульмане, почитают Священное Писание. Я предупредил его, что подобное решение наносит оскорбление Европе и повредит репутации Пакистана. Я напомнил ему о европейской помощи Пакистану в деле поддержки афганских беженцев и о том, как наша миссия намеревалась изыскать пути увеличения этой помощи.

Через два дня в Страсбурге министр иностранных дел Бельгии Лео Тиндеманс передал мне телеграмму на голландском языке от Гая Копетта, посла Бельгии в Исламабаде. В ней говорилось, что пакистанское министерство иностранных дел радо приветствовать Рипа ди Меану и меня, но Жерару Израэлю отказано в приеме из-за «фамилии и происхождения». На состоявшихся затем в Страсбурге дебатах я заявил, что весьма огорчительно приходить к выводу, что во главе Пакистана, который объединяют с Великобританией прочные исторические узы, стоит антисемитское правительство. Я выразил уверенность, что все десять стран — членов Европейского союза заявят решительный протест. И 26 апреля это было сделано.

Высокопоставленный пакистанский чиновник разъяснил посольству Великобритании: «Единственную трудность представляет собой фамилия господина Израэля. Если бы она была другой, его еврейское происхождение не играло бы роли. Вся проблема заключается в общественном мнении, особенно когда атмосфера накалилась в связи со стрельбой в мечети аль-Акса. Лидеры афганского сопротивления, скорее всего, отреагировали бы соответственно и отказались бы принять всю группу». 30 апреля посол Аршад направил мне письмо, опровергая обвинение в антисемитизме. Пакистан принимает многих еврейских гостей, писал он, но его правительство опасается, как бы данный визит не стал причиной «сложностей» для самого господина Израэля. «У нас в Пакистане очень не любят, когда возникают ситуации, доставляющие неприятности нашим гостям».

Вот так наш пакистанский визит и моя тайная вылазка в Афганистан были отложены на неопределенное время. Вся эта история до смешного грустна. Саид Ахмад Гайлани передал мне, что, как ему кажется, лидеры сопротивления вряд ли стали бы возражать против встречи с Жераром Израэлем. Фамилия «Израиль» распространена и в Афганистане, и ее носят многие его друзья. Он сказал, что предлог надуман Пакистаном, хотя вряд ли Гайлани было удобно слишком возмущаться по этому поводу. В конце концов, и он сам был гостем Пакистана.

В довершение всех неприятностей у меня болела рука после прививок. Я был вне себя оттого, что наш план покончить с несправедливостью советского присутствия в Афганистане был загублен на корню таким абсурдным аргументом, как человек с неподходящей фамилией. Этот случай стал международным инцидентом, и должно пройти время, прежде чем дело разрешится без ущерба для репутации каждой из сторон, заключил я. Пока же мне, из солидарности с коллегой, да и более общих принципов, пришлось надолго отказаться от поездки в Пакистан. Мой план — подорвать верность советских солдат воинской присяге — рухнул, а путь к Хайберскому проходу был для меня закрыт в результате глупейшего случая.

11. Два одиноких солдата

Казалось, после такой истории мне уже не попасть в Афганистан. Национальность моего французского друга стала слишком большим препятствием. Эту трещину так просто не загладишь. Если власти Пакистана действительно сочли необходимым отказать человеку во въезде в страну только из-за его имени, то иметь с ними дело было нельзя. А Пакистан был нам необходим для реализации нашего плана.

Советский империализм набирал силу, а Афганистан оказался единственной страной, где интересы Советского Союза столкнулись с серьезной угрозой. Имело смысл активизировать наше воздействие на это слабое место. Мы знали, что моральный дух Советской Армии был довольно низок. В войсках употребляли наркотики и пили жуткие алкогольные суррогаты. Сельские районы