тюремного заключения или расстрела для него и Хлана, если бы они вернулись домой. Он отверг предложение послать весточку его семье с сообщением о том, что жив: «Это повредит моим родным. Они могут потерять работу, если станет известно, что их родственник дезертировал».

Оба сказали, что хотят жить на Западе, и я был убежден, что по возможности это нужно устроить — как из гуманных, так и из политических соображений. Я посоветовал им написать премьер-министру Маргарет Тэтчер, обобщив все, что они нам рассказали, а я на основании этого попытался бы убедить правительство Великобритании предоставить им политическое убежище. На следующее утро один из людей Муджадиди принес мне в пешаварский отель «Хайберский проход» письмо Рыкова.

Он написал госпоже Тэтчер: «Советские офицеры грубо обращаются с солдатами. Они часто бьют их, относятся к ним, как к скоту, унижают одного в присутствии других. Нередко во время боя солдаты стреляют в спину своим офицерам. Все это вынудило меня и моего друга Олега Хлана покинуть часть, пробраться в Пакистан и просить убежища в другой стране, чтобы поведать о бесчинствах, творимых коммунистами в Афганистане. Я прошу вас предоставить мне и моему другу политическое убежище в вашей стране, поскольку теперь возвращение в Советский Союз для нас равносильно смертному приговору. В Англии мы, как и все, будем работать. Я владею несколькими специальностями. Я профессиональный плотник. Работал водителем грузовиков и легковых автомобилей. В армии получил специальность механика. Надеюсь, что вы со вниманием отнесетесь к моему прошению».

Письмо на пяти страницах было написано грамотно и твердой рукой. Изложенные в нем аргументы показались мне убедительными, и я склонялся к тому, чтобы сделать Рыкова и его друга «первыми ласточками», прилетевшими на Запад. Было очевидно, что им нельзя оставаться в штаб-квартире Муджадиди. Они доставляли афганцам массу хлопот. Их надо было охранять днем и ночью. Один раз они уже сбежали и успели погулять по Пешавару, пока их снова не поймали.

Их присутствие в окрестностях Пешавара не приветствовалось пакистанскими властями, которые считали, что это привлекает внимание советских агентов. Советское посольство протестовало против незаконного удерживания граждан СССР на территории Пакистана. Советы дали понять, что готовы наказать Пакистан. Например, за неделю до нашего визита, 27 января, два МИГа афганской армии нарушили воздушное пространство Пакистана и разбомбили пограничную деревню Ангур Адда, при этом было убито сорок два мирных жителя и ранено шестьдесят.

Муджадиди объяснил, что оба советских солдата — люди безответственные. До того, как перебежать к нему, они уже употребляли гашиш и опиум, и отучить их было непросто. Они заявили, что примут ислам, но выросли в христианской среде, и невозможно было определить, насколько искренним было их обращение. Советские агенты могли похитить их или выманить за пределы лагеря, и в этом случае у КГБ оказалась бы ценная информация; их также могли использовать в советской пропаганде. Поэтому Муджадиди с радостью согласился на их отъезд на Запад, где они могли начать новую жизнь.

Мы хотели встретиться с другими советскими военнопленными, но нас заверили, что в районе Пешавара их больше нет. Тем не менее в глубине Афганистана, на ба зах моджахедов, куда можно было добраться только пешком, содержалось примерно 250 человек. Нам рассказали, что легче всего было найти группу в Ала Джирге, что в 400 милях к юго-западу от Пешавара. Базу контролировала группа «Хизби ислами» под предводительством Хекматиара. Ставка Хекматиара в Пешаваре снабдила нас письмом к командиру лагеря.

Утром 4 февраля 1984 года мы вылетели в Кветту, главный город на западе Пакистана, и потратили остаток дня на поиски джипа, который помог бы нам пересечь границу и попасть на оккупированную советскими войсками территорию. Лучший в городе отель «Нил», где мы остановились, был убогим, без телефона, с комнатами, похожими на тюремные камеры, кроватями на железных рамах и восточными туалетами. Мы на удивление легко нашли водителя, машину и необходимое количество канистр с бензином. К вечеру все было готово. Мы поужинали в местном китайском ресторанчике и в пять часов утра тронулись в путь.

В джипе нас было пятеро: Джон Рич, фотограф из газеты «Мейл он санди» Эйден Салливан, наш проводник Ахмад, водитель-пакистанец и я. Все три западных гостя были одеты в неубедительные подобия афганской одежды: белая куртка, длинный шарф, плоская шляпа и мешковатые штаны, подвязанные шнуром от пижамы. Нам сказали, что это необходимо, поскольку пакистанская полиция высматривала приезжих с Запада, проникавших в Афганистан и доставлявших ей неприятности. Однако если бы нас остановили, маскировка нам бы не помогла. У двоих из нас были голубые глаза, и все трое были светловолосыми и гладко выбритыми.

На карте наш путь казался несложным — всего 100 миль по прямой на северо-восток от Кветты до Ала Джирги — но на деле он оказался сущей мукой, поскольку во время поездки по суровой пустынной местности нас немилосердно трясло на ухабах и выбоинах дорог и на пересохших руслах рек. За первый час мы преодолели половину пути — пятьдесят миль по главной дороге в направлении Чамана на афганской границе, — потом повернули направо, и после этого скорость нашего продвижения по колеям и рытвинам редко превышала десять миль в час, а порой мы вообще двигались со скоростью пешехода. Мы поднимались вверх по проходу между хребтами Хваджа Амран и Тоба Какар с их пиками высотой до 10 000 футов, пока не достигли зоны снегов и дорога не превратилась в полосу льда. Через три часа после того, как мы свернули с главной дороги, колеса нашего джипа забуксовали, и мы остановились на крутом склоне.

Мы застряли в миле от перевала, поэтому нам пришлось выйти из машины и, подложив под колеса комья земли, которые мы собрали и принесли в складках нашей афганской одежды, мы стали толкать джип. Это помогало колесам зацепиться за ледяную поверхность, но даже таким способом за час мы преодолели всего лишь несколько сот метров. Снег сменился льдом, склон становился круче, и колеса попросту не могли на нем удержаться. Мы старались изо всех сил, но чувствовали, что их у нас не хватит, чтобы до темноты вытолкнуть джип на перевал.

Нас спасло появление встречного пакистанского автобуса с тридцатью пассажирами, которых сердобольный водитель мобилизовал нам на помощь. Мы дали водителю автобуса денег, чтобы он в ближайшей чайхане отблагодарил помогавших нам пассажиров. Опасаясь, что мы можем застрять снова, он отдал нам свою лопату.

Мы испытали истинное блаженство, когда, одолев перевал, наконец-то покатились вниз. Через семь часов после выезда