— Я хочу сказать, что именно поэтому вы наблюдали за ним втечение трех минут, прежде чем решились дать полиции утвердительный ответ.

— Да, сэр. Все было именно так.

— Сколько же времени потребовалось тому мужчине ночью, чтобыпройти пять шагов? — спросил Мейсон.

— Не знаю.

— Вы знаете, сколько миль может пройти мужчина обычным шагомза час?

— Ну, если вас интересует скорость, то тем шагом, как он шелпо вестибюлю, за час можно было пройти, вероятно, мили две.

— Правильно, — согласился адвокат. — Теперь произведемнебольшое арифметическое вычисление.

Он извлек из кармана миниатюрную логарифмическую линейку и,быстро проделав на ней необходимые расчеты, сказал:

— К вашему сведению, мистер Скенлон, человек, идущий соскоростью одна миля в час, за секунду проделывает путь, равный полутора футам,значит, при скорости в три мили в час человек за секунду пройдет путь в трираза больший, то есть четыре с половиной фута.

— Допустим, — улыбнувшись, согласился Скенлон.

— Следовательно, — продолжал Мейсон, — пройдя пять шагов соскоростью, указанной вами, мужчина затратил всего секунды три. Поэтому, если выне ошибаетесь, то видели его не более трех секунд, одним лишь глазом, да к томуже при слабом освещении.

— Выходит так, раз вы утверждаете.

— Я не утверждаю, я лишь подтверждаю арифметическимирасчетами то, что вы сами мне только что сказали. Итак, мистер Скенлон, выуверены, что видели этого мужчину на протяжении трех секунд?

— Ну, я думал, что времени прошло больше, но если повычислениям выходит так, то, скорее всего, это верно.

— Вы видели его три секунды при условии плохой освещенностиодним глазом, глядя ему в спину, — подвел итог Мейсон. — Однако, когда понастоянию полиции пришли на опознание, вам потребовалось три минуты при дневномосвещении. При этом вы видели его полностью.

— Я хотел удостовериться.

— Значит, чтобы быть уверенным в результатах опознания, вампришлось смотреть на него три минуты, причем двумя глазами и при дневномосвещении?

— В общем, да.

— Следовательно, — наставительным тоном произнес Мейсон, —когда вы видели его при слабом освещении, одним глазом в течение трех секунд даеще со спины, вы не были уверены, что впоследствии сможете узнать его.

— Да, я не был тогда в этом уверен, — согласился Скенлон, —но после того как увидел его в тюрьме, сомнения отпали.

— Так я и думал, — произнес адвокат с чарующей улыбкой. —Благодарю вас, мистер Скенлон, у меня больше нет вопросов.

— У меня тоже, — злобно выкрикнул Кавингтон. Судья Минденвзглянул на часы и произнес:

— Настало время сделать перерыв до двух часов дня. Присяжныезаседатели помнят предостережение, воздерживаться от обсуждения обстоятельствданного дела, пока оно не будет представлено на их рассмотрение в полномобъеме? Итак, объявляется перерыв до двух часов.

Эдвард Гарвин протянул руку, и его пальцы сжали рукуМейсона.

— Мейсон, — промолвил он, — ради Бога, я… Мейсон обернулся кнему. Несмотря на застывшую на губах улыбку, взгляд адвоката был холодным инапряженным.

— Улыбайтесь, — приказал Мейсон.

— Я…

— Улыбайтесь, черт побери, — отрезал адвокат. Жалкое подобиеулыбки искривило черты лица Гарвина.

— Сделайте-ка вашу улыбку более естественной, — потребовалМейсон, — и постарайтесь сохранять ее такой, пока присяжные не покинут зал.

Мейсон, наблюдавший за выражением лица Гарвина, прилагавшеговсе усилия, чтобы выглядеть, как того требовал адвокат, добродушно рассмеялсяи, похлопав того по плечу, сказал:

— Ну, а теперь самое время подкрепиться.

— Мейсон, я вас не понимаю, — прошептал Гарвин. Адвокат, необорачиваясь, жестко бросил:

— Постарайтесь понять — ваше потерянное выражение лицадействует на присяжных заседателей, не спускающих с вас глаз таким образом, чтоможете считать себя уже на пути в камеру смертников в Сан-Квентине.

С этими словами Мейсон небрежно зашагал к выходу из зала,легко покачивая своим портфелем. Весь его вид говорил о переполнявшей егобеззаботности. Но как далеко это было от истины.

Делла Стрит присоединилась к нему в коридоре.

— Боже мой, шеф, — зашептала она, — неужели это правда?

— Не знаю, — ответил Мейсон, — со временем узнаем, но вданный момент я не хочу, чтобы зрители и присяжные видели, как я веду поспешныепереговоры со своим клиентом.

— Что же нам сейчас делать? — спросила она.

— Захватим Пола и пойдем обедать, — ответил Мейсон. — Этовсе, что мы сейчас можем сделать.

Дрейк уже приближался к ним, пробираясь сквозь скопившуюся вдверях зала суда толпу, которая буквально пожирала глазами адвоката.

Детектив схватил Мейсона за руку и крепко пожал.

— Перри, ты проделал титаническую работу при перекрестномдопросе. Ты заставил этого парня признать, что его показания, мягко говоря,сомнительны.

— Именно это меня и беспокоит. Его показания предвзяты, а онизлагает их с неподдельной искренностью и уверенностью.

— Ты, похоже, не допускаешь мысли, что твой клиент могуехать и совершить ночной вояж, не так ли?

— Откуда, черт побери, мне это знать? — взорвался Мейсон. —Ведь не влезешь же к нему в душу. Однако у нас в запасе есть козырная карта.

— Ты имеешь в виду показания жены Гарвина?

— Да. Конечно, присяжные заседатели посчитают, скорее всего,что она выгораживает своего мужа, но они тем не менее не стремятся и оставитьновобрачную вдовой. Я рассчитываю, что алиби Гарвина, предоставленное миссисГарвин, перетянет свидетельство Скенлона.

— А она точно знает время? — усомнился Дрейк.

— Да, — ответил Мейсон. — Она слышала, как пробили часы.

— Громко?

— Да. Я сам слышал, как они пробили десять часов в ту ночь,когда шел спать. Я…

Он умолк, как только увидел сеньору Мигуериньо, выплывающуюиз кабины лифта с громадными часами в руках. Она одарила адвоката добродушнойулыбкой и проговорила:

— Как вы думаете, мистер Мейсон, муж вернется к своей жене ипроведет свой медовый месяц в моей гостинице, нет?

— О, уверен, что так и будет, — обнадежил ее Мейсон. — А чтовы собираетесь делать с этими часами?