Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он чувствовал, что она приближается к нему, но у него создалось впечатление, будто она медленно плывёт навстречу в золотистой дымке мерцающего свечения; тогда как на деле она бросилась к нему быстрым шагом, спеша поделиться своей радостью.
— Как любезно с вашей стороны, что вы пришли! — в благодарном восторге подлетела она к нему, пылко беря его за руку и как светом освещая своим взглядом его суровое лицо.
Он с недоумением сморгнул, словно пытаясь очнуться от наваждения, но всё, что у него получилось, это тихо приветствовать её:
— Солнечная госпожа...
Одарив его в ответ доверчивой и застенчивой улыбкой, Эсна принялась пылко рассказывать о том, как прошёл сегодняшний приём. Отмерший Милдар на пару с пришедшей в себя княгиней вовремя подводили в владыке тех людей, о которых рассказывала Эсна, и вполне уместно дополняли её яркий монолог своими репликами.
Изображая собой непоколебимую скалу, Грэхард упорно молчал, время от времени размеренно кивая. Сдерживаемый гнев постепенно вновь разгорался в нём, но занятая своими восторгами Эсна этого не заметила. А вот опытные Милдар и княгиня, переглянувшись, пришли к выводу, что дело нужно поскорее сворачивать.
Не прошло и пяти минут, как все гости торжественно откланялись и разошлись. Последними уходили Милдар и его благолепие.
— Отличное начинание, Грэхард! — хлопнул по плечу владыку анжелец, обмениваясь тревожными взглядами с княгиней.
— У меня всё записано! — внушительно потряс своим блокнотиком его благолепие, после чего осенил владыку благословляющим знаком.
Княгиня прихватила сына под локоть и талантливо увлекла его в небольшой кабинет, поскольку парадную гостиную оккупировали убирающиеся слуги.
Машинально последовавшая за ними Эсна наконец почувствовала, что что-то идёт не так. Не то чтобы мрачное и грозное лицо владыки оставляло возможности для разночтений; просто в угаре своей радости она не сразу заметила выражение его лица.
В кабинете Грэхард бескомпромиссно выдернул свой локоть у матери, отступил от неё на пару шагов назад, сложил руки на груди и грозовым тоном потребовал:
— Объяснитесь, княгиня.
Столь подчёркнуто официальное обращение свидетельствовало о крайней степени гнева — обычно он был с матерью куда как ласковее.
Та, впрочем, ни капли не смутилась, явно привычная к проявлениям его гневливой натуры.
Более того, она полностью отзеркалила его позу — что в исполнении изящной женской фигуры смотрелось несколько забавно — и, приподняв бровь, невозмутимо парировала, демонстративно отказавшись от официального тона:
— О чём ты говоришь, сын мой? Я не понимаю твоего гнева.
Эсна в недоумении перевела взгляд с одной на другого. Она впервые заметила, что глаза Грэхард унаследовал от матери; сейчас, когда они смотрели друг на друга с одинаково надменным видом, это проступало более чем очевидно.
— Оставьте эти игры, княгиня, — размеренно, сдерживая гнев, отклонил фамильярный переход владыка. — Я требую ваших объяснений.
Она несколько секунд мерила его взглядом из этой набычившийся позы со сложенными на груди руками, потом возвела глаза к потолку, плавно перетекла в ближайшее кресло, оперла чело на длань и томно вздохнула:
— Как у меня болит голова от этих твоих гневных взглядов! — ещё раз вздохнув, перешла в атаку: — Грэхард, чем ты недоволен? Избранное общество, важный общественный проект, пока ты занят своими государственными делами, твоя мать и твоя супруга по мере сил поддерживают твои просветительские начинания...
От её напора Грэхард даже ненадолго замер — видимо, соображая, где это он успел прославиться своими просветительскими начинаниями.
То, что Милдар за его спиной потихоньку обсуждал их законодательные проекты с княгиней, ему, конечно, и в голову не пришло.
В этот момент в разговор вмешалась Эсна. Она уже догадалась, что княгиня сильно приукрасила действительность, уверяя её, что такие собрания являются обыденном делом для двора, и что владыка крайне разгневан таким самоуправством. Ей хотелось как-то притушить его гнев, и она использовала для этого вполне обыденный жест. Положив ладошку ему на плечо, она мягко заметила:
— Грэхард, в самом деле...
Если она и планировала сказать что-то ещё, то не успела, поскольку он перевёл взгляд с матери на неё, и под этим взглядом она замерла и онемела.
Он смотрела на неё с совершенно нечитаемым тяжёлым выражением, в котором отголоски не на неё направленного гнева смешивались с усталой обречённостью.
— А! — с некоторым укором произнёс он. — Вот я и сделался, неожиданно, Грэхардом?
В смятении Эсна вся покраснела и опустила взгляд; она совсем не заметила, что обратилась к нему по имени. Это вырвалось из неё непроизвольно, из желания смягчить его, и теперь ей стало неловко, что она как будто бы использовала его имя, чтобы заставить его перестать гневаться.
Она бессильно разжала ту руку, которой взялась за него; ей ладонь скользнула вниз, но он перехватил её, взяв в свою руку.
Княгиня, понятливо улыбнувшись, выскользнула из кабинета так тихо и незаметно, как будто была невесомой тенью. Закрыв за собой тихонько двери, она улыбнулась тревожно маячившим снаружи Дереку и Милдару:
— Ну, даст Небесный, прорвёмся.
Дерек сути интриги не знал, поэтому только перевёл удивлённый взгляд с княгини на анжельца.
— Хвала Великому Пламени! — тихо провозгласил последний. — И благослови ваши боги солнечную! — добавил он.
...оставшийся наедине со смущённой супругой Грэхард осторожно сжал её руку. На неё он не гневался — знакомый с повадками матери, был уверен, что та использовала невестку вслепую. Опять же, гневаться на Эсну у него и вообще не очень-то получалось, а уж гневаться на ту Эсну, которую он увидел сегодня — сияющую и яркую — и вовсе, кажется, было за пределами его сил.
— Я... — попыталась что-то сказать в своё оправдание она, не смея поднять на него глаза.
Свободной рукой он нежно провёл по её скуле, приподнял за подбородок, после чего увлёк в долгий поцелуй.
Затем огорчённо пробормотал:
— Ты из меня верёвки вьёшь, солнечная.
Она заморгала в смятении, пытаясь сообразить, что ответить на слова, которые показались ей обвинением.
С лёгкой улыбкой он потёрся носом о её щеку, щекоча ей своей бородой и усами. Затем прошептал:
— Мне обязательно устраивать всякий раз гневные сцены для того, чтобы услышать, как ты называешь меня по имени?
Она ужасно смутилась, спрятала лицо в его бороде и оттуда пробормотала:
— Я стесняюсь.
Он мягко рассмеялся и уточнил:
— Это значит — да, обязательно?
В смятении она прижалась к нему покрепче, словно ища у него защиты от собственного смущения, после чего слегка отстранилась, оставив ладошки на его груди, посмотрела на него немного робко и возразила: