Берни пришлось звонить Полу Берману.

— Мне очень неловко подводить тебя. Пол. Но тыпонимаешь, сейчас я просто не могу куда-то ехать…

— Я все прекрасно понимаю. — Говорить с Берни емубыло необыкновенно трудно. Пол был очень ранимым и чувствительнымчеловеком. — На сей раз вместо тебя мы пошлем кого-то другого.

От поездки в Европу Берни отказывался уже второй раз, ноникому и в голову не приходило ставить ему это на вид, тем более что дела вмагазине по-прежнему шли как нельзя лучше.

— Даже не знаю, как тебе удается работать в такихусловиях, — поспешил добавить Пол. — Если тебе вдруг понадобится уйтив отпуск, ты мне сразу об этом сообщи…

— Спасибо. Пока вроде бы такой необходимости нет… Можетбыть, через несколько месяцев…

В последние недели жизни Лиз он хотел быть рядом с нею, хотяпонимал, что предсказать сколько-нибудь точно время ее кончины было практическиневозможно. Ей могло на несколько дней стать получше, и тогда она оживала, ноза улучшением неизменно следовал новый кризис, повергавший Лиз в панику.Ситуация усугублялась еще и тем, что понять, как она чувствует себя на самомделе, было сложно: Лиз могла скрывать от него правду. Он так и не знал —подействовала ли на нее химиотерапия, и если да, то на какой срок они моглирассчитывать: на годы, на месяцы или на недели. Доктор тоже не мог датьвразумительного ответа.

— А как ты насчет того, чтобы вернуться назад? В такихобстоятельствах я не хочу удерживать тебя там силой, Бернард.

Поступить иначе Пол действительно не мог — вот уже много летон относился к Берни как к сыну. Теперь, когда речь шла о жизни его жены,говорить о том, что он должен оставаться в Калифорнии, было бы, мягко говоря,непорядочно. Но Берни повел себя странно, хотя в правдивости его слов Пол несомневался. Он всегда говорил с ним искренне. Пол одним из первых узнал о том,что Лиз больна раком. Известие это потрясло и его, было невозможно поверить вто, что прекрасная хрупкая блондинка, с которой он танцевал всего два года томуназад, умирает.

— Пол, если уж говорить начистоту, сейчас я не хочуехать никуда. Если у тебя есть человек, который может взять на себя импортныепоставки и готов два раза в год выезжать за границу, я буду только рад этому.Нам сейчас не до поездок. В Сан-Франциско Лиз дома, понимаешь? Срывать ее сместа сейчас было бы не правильно.

Они с Лиз долго думали, прежде чем принять такое решение.Впрочем, Лиз с самого начала говорила о том, что она предпочла бы остаться вСан-Франциско. Она никому не хотела быть в тягость — ни самому Берни, ни егородителям, она не хотела срывать Джейн из школы, и, наконец, она ни в какую нехотела расставаться сейчас со своими друзьями, в особенности с Трейси. Дажетакие люди, как Билл и Марджори Роббинс, казались ей сейчас особенно близкими —они были дороги ей по-своему…

— Я прекрасно тебя понимаю.

— Да, Пол, но имей в виду, речь идет только о настоящеммоменте.

— Хорошо. Если у тебя что-то изменится, дай мне знать —я тут же начну подыскивать на твое место человека. Нам не хватает тебя здесь, вНью-Йорке. Кстати… — Он взглянул на календарь. — Ты не смог бы на будущейнеделе поприсутствовать на совете правления?

Берни нахмурился:

— Мне надо сначала поговорить с Лиз. — На этойнеделе сеансов у нее не было, но оставлять ее одну Берни все равно нехотелось. — Тогда я смогу ответить определенно. Когда он долженсостояться?

Пол назвал ему число, и Берни записал его в блокнот.

— Все это займет не больше трех дней. Ты сможешьвылететь к нам в понедельник и вернуться домой в среду вечером или в четвергутром. Что бы ты ни решил, я пойму тебя, можешь на этот счет не беспокоиться.

— Спасибо, Пол.

Как всегда, Пол был великодушен. Этим же вечером Берниспросил у Лиз, как она посмотрит на то, что он на несколько дней отлучится вНью-Йорк. Более того, он даже предложил ей поехать туда вместе с ним. Грустноулыбнувшись, Лиз отрицательно покачала головой.

— Я не смогу, милый. У меня слишком много дел в школе.

Причина была совершенно в ином, и они оба прекрасно понималиэто. Через две недели они должны были отметить день рождения Александра, накотором собиралась присутствовать и мать Берни. Отец на сей раз приехать не мог— у него было слишком много работы. Руфь ехала к ним не только для того, чтобыотметить это знаменательное событие, но и для того, чтобы повидаться с Лиз.

Берни, прилетев из Нью-Йорка, отметил то же самое, чтовскоре отметила и его мать. Лиз менялась прямо на глазах. Нескольких днейотсутствия было вполне достаточно, чтобы понять это. Вернувшись домой, онполночи провел, зацершись в ванной и проплакав. Берни боялся, что его можетуслышать Лиз, но сдержать себя был уже не в состоянии. Она была бледной и слабой,и сильнее всего его поразило, как она истаяла буквально на глазах. Он сталпокупать ей в гастрономе, работавшем при «Вольфе», все мыслимые и немыслимыеделикатесы — от земляничного торта до копченой лососины, но это, увы, не шло ейвпрок. Она совершенно потеряла аппетит и ко дню рождения Александра похудела надевятнадцать фунтов. Приехавшая на день рождения внука Руфь была убита тем, какстала выглядеть Лиз, хотя не подала и виду. За то время, что они не виделись,плечики Лиз стали еще более хрупкими — Руфь не могла не заметить этого, когдаобнимала свою невестку, встречавшую ее в аэропорту. Лиз наотрез отказаласьехать к багажному отделению в инвалидной коляске, и Берни пришлось нанимать длянее, специальную тележку. О том, чтобы идти туда пешком, не могло быть и речи.

По дороге домой они говорили только о пустяках. Руфь везладетям два замечательных подарка, купленных ею в «Шварце»: коня-качалку дляАлександра и куклу для Джейн; ей не терпелось встретиться с малышами. Обед,которым ее встретила Лиз, потряс Руфь еще больше — ведь невестка так ипродолжала работать в школе, вести дом и готовить замечательно вкусные обеды,хотя легко можно было представить, чего это ей стоило. Более замечательныхженщин Руфь еще никогда не встречала. При ней состоялся и один из сеансовхимиотерапии. Берни отправился в госпиталь вместе с Лиз, оставив детей на Руфь.Кроватку Александра он перекатил в ее комнату.

Александр живо напоминал ей Берни в младенчестве — он былтаким же крепеньким и резвым малышом. Укладывая его этим вечером спать, Руфь несмогла удержаться от слез, подумав о том, что он даже не будет помнить своейматери…

— Когда же вы приедете к нам в гости? — спросилаРуфь у Джейн, когда они сели играть в игру под названием «пачиси».

Джейн рассеянно улыбнулась. Она очень любила бабушку Руфь,но понимала, что сейчас им придется забыть о поездках. «Когда маме станетлучше» — вот что она должна была ответить, но сказать такое у нее не повернулсябы язык.

— Не знаю, бабуля. Как только закончатся занятия, мыпоедем на Стинсон-Бич. Мама хочет немножко отдохнуть — она так устает наработе…